Господин С.С. свернулся калачиком, испытал удовольствие, что так комфортно устроился, но почему-то тут же отнесся к своему телу как к чему-то постороннему, словно уже успел с ним попрощаться. В его сознании мелькнул образ чугунной печурки, от которой исходил жар, она была рядом, и он стал наслаждаться ее будоражащей энергией. Впрочем, замечательное состояние продолжалось тоже недолго, и, спрятав руки под коленки, втянув голову в плечи, сжав губы, он с легким храпом уснул.
Глава 5
К Насте Чудецкой подсел молодой человек. Он готовился сказать ей что-то особенное, деликатное, а не просто прилипнуть к незнакомой барышне. Парень взъерошил густые волосы, тщательно оглянулся, убеждая себя, что ничто не мешает началу знакомства, положил перед собой на стол книгу Орсона Пратта и для важности стал крутить в руках гелиевую ручку фирмы «Мон-Блан». Представляться изделиями известных марок было в Москве модной привычкой. Впрочем, он был пятым за три часа, которые она посвящала чтению. Чудецкая готовилась к защите дипломной работы на истфаке МГУ. Тема звучала достаточно интригующе: «Парадокс человека в разрезе палеоантропологии». Виктор Петрович Дыгало, так звали молодого человека, еще раз окинул барышню взглядом, глубоко растрогался изумительными чертами ее лица, и опять стал ломать голову, силясь найти ключевое слово для знакомства. Но, кроме растерянности, ничего в себе не находил. Чтобы понять мучительные переживания Виктора Петровича, необходимо взглянуть на госпожу Чудецкую. Около двадцати трех лет, смуглая южанка, безупречный овал лица, большие глаза, обрамленные прекрасными дугами бровей, черные волосы стянуты на затылке в пучок, носик точеный, скулы узкие, губы чувственные, даже страстные. Рот приоткрыт, зубы сверкают жемчугом, на лице ни родинки, ни пятнышка, лишь верхние части щек покрыты тончайшим, едва заметным бронзовым пушком. Шея высокая, посадка головы грациозная. Весь облик не характерен для телевизионных тусовочных красавиц Москвы, а отличается естественным достоинством, столь редким в современном столичном мире. От нее исходит какое-то сияние, излучение такой силы, что, кажется, ни один мужчина не сможет пройти мимо. Глаза опущены, она вся погружена в чтение, даже неловко отрывать от него. Виктор Петрович ждет, мужается и, наконец, неизвестно почему вдруг начинает, но в испуге, как-то вяло и неожиданно: