— Что происходит между тобой и Паулой? Когда я недавно виделась с ней, мне показалось, что у вас что-то неладно.
Он сжал стакан, который держал в руке. Что могла рассказать Паула? Что он импотент? Разве возможно доверять такое подруге? Нет, Паула на такое не способна. Да и Бодиль едва ли можно считать ее подругой. Но женщины иногда бывают на редкость откровенны друг с другом: как он слышал, они часто обсуждают свои интимные дела. Они говорят о таких интимных подробностях, о каких мужчины никогда не говорят между собой.
— Бывает по-всякому, как в любой семье, — пробормотал Фредрик и налил себе еще вина.
— Как давно вы женаты?
— Семь лет.
— Проклятые семь лет. Говорят, что через семь лет в отношениях проступает истина. Не знаю, мне не приходилось так долго жить ни с одним мужчиной. — Она делано рассмеялась. — Что я вообще знаю? Я никогда не жила как ты, Фредрик. Например, я не знаю, каково иметь детей. Но думаю, что они подвергают испытанию отношения между мужем и женой.
— Напротив, они сплачивают. И потом, дети, что бы там ни говорили, — цель жизни, — вызывающе сказал он.
Бодиль горько усмехнулась и сжала губы, и тут до Фредрика дошло, что неудавшееся материнство — это болевая точка Бодиль, и поспешно добавил:
— С биологической точки зрения.
— Да, но я говорю о романтической стороне дела.
— Ну да, — согласился Фредрик и оглянулся в сторону балкона.
Они молча пили вино. За стеклами разливалась сентябрьская синь. Островки в гавани слились в неразличимую темную массу, выделявшуюся на фоне более светлого неба.
Проигрыватель работал в режиме нон-стоп. Из динамиков продолжали ритмично грохотать туземные барабаны.
Сколько он выпил? Это второй стакан или уже третий? Он посмотрел на пластиковый кувшин. Насколько же все-таки проще с бутылками. Всегда знаешь, сколько уже выпито. Надо идти, пока он не очень пьян и сможет вести машину. Он встал.
— Спасибо за вино. Сейчас я позвоню Пауле по мобильному и скажу, где нахожусь.
— Она так тебя контролирует?
Не отвечая, он взял две картины и понес их в машину. А когда вернулся, то увидел, что Бодиль снесла оставшиеся картины на первый этаж. Он услышал, как Бодиль крикнула ему из зала:
— Подожди, Фредрик! Ты еще не все видел. Иди сюда.
Он вошел в зал. Бодиль задернула оконные шторы, волшебный вечерний свет погас. В зале было теперь темно, и только отдельные пятна света пронизывали тьму — били барабаны, шли фильмы, а манекен храбро воевал с тренажером.
До сих пор Фредрик находил всю эту инсталляцию пустой и глупой затеей, но теперь в темноте впечатление резко переменилось. Все стало проще, грубее, заманчивее, страшнее.
— Ну?
Бодиль стояла вполоборота к нему в пятне света, лицо и половина ее тела были в тени, вторая половина была видна ярко и рельефно. Тело в вырезе платья казалось белоснежным, ткань одежды просвечивала синевой, как пламя газовой горелки.
Он подошел к ней:
— Фантастично. Очень впечатляет. Спасибо, Бодиль.
Он положил ей руки на плечи и обнял на прощание. Это объятие оказалось удивительно приятным. Наверное, оттого, что теперь инициатива исходила от него, он не чувствовал никакой неловкости.
Он ждал ее реакции — ответного объятия, толчка в грудь, рукопожатия — и сознавал, что ему будет неприятно отпустить ее и с извинениями уйти.
Но Бодиль и не думала отстраняться. Тело ее было мощным и мягким одновременно, от нее восхитительно пахло мускусными духами, смешанными с чем-то еще, наверное с запахом ее тела. Он втянул носом воздух, а когда выдохнул, то ощутил на шее тепло ее дыхания. Она трепетала в его руках, и эта дрожь передалась и ему, по животу разлилась теплая волна, кровь прилила ниже, мужская плоть налилась ею, став тяжелой и горячей. Он был ошеломлен тем, что с ним происходило.
Как все это странно. Его тело вибрировало, словно барабанный ритм проник ему под кожу. Он закрыл глаза, и весь мир закружился у него в голове. Да, он, несомненно, пьян.
Фредрик скользнул губами по щеке Бодиль, нашел ее губы, и они открылись неожиданно, влажные, теплые и мягкие, как спелая слива, разрывающая свою оболочку.
Двери разума захлопнулись. (Ему даже показалось, что с сильным грохотом, который так любят режиссеры американских фильмов в стиле экшн.) Теперь перед ним был только один путь — тесный и прямой, как туннель, и никто уже не мог его остановить.
Она, кажется, поняла, что он не затормозит и не остановится. Ах, как восхитительна эта женская покорность! Она прекратила наигранное сопротивление, поняв, кто теперь здесь главный. Теперь он должен был знать, что делать, как и где. Он же вовсе не собирался миндальничать.