Игоря признали неожиданно, и признали необыкновенным. Болельщики превозносили его до небес, спортсиены хвалили за простоту и скромность, а администраторы стадионов - за то, что он никогда не жаловался на беговую дорожку и не требовал невесомых туфель с вечными шипами.
11.
Наконец Игоря признали и в институте. Пришлось признать. Самим же студентам приятно было говорить: "Я учусь с Надеждиным... Да, да, с тем самым..."
Лед сломался как-то сразу, и теперь каждый наперебой старался упрочить отношения с знаменитостью, оказать Игорю мелкие услуги, напомнить о себе. И каждый из старых и новых приятелей считал своим долгом отвести Игоря в сторону и, осторожно похлопывая по плечу, спросить трагическим шопотом:
- Игорь... Между нами: как ты стал чемпионом?
Сначала Игорь смущался, что-то рассказывал о долголетних тренировках, обливаниях холодной водой, о том, что врачи говорят ему о каком-то переломном возрасте, о наступившей спортивной зрелости. Но вопросы не прекращались.
Тогда Игорь стал отшучиваться. Толстому Феде Федоренкову он объяснил свои успехи диэтой: с утра - мороженое, вечером - кислая капуста, и больше ничего. Нине Зальцман, увлекавшейся гипнозом, он выдумал зловещую историю о духах древнегреческих атлетов, бегающих вместо него по стадиону. Красноносому Журавлеву Игорь шепнул на ухо, что все дело в спирте: надо пить беспросыпу трое суток перед выступлением. А когда "близкие" друзья обижались на такого рода откровеннсти, Игорь пожимал плечами:
- Ну, что вы спрашиваете? Тренируюсь, работаю. Вот и получается.
И когда в клубе "Медик" в сотый раз зашел вопрос о необъяснимых успехах Игоря, тот же Журавлев высказал общую мысль:
- Пусть Валя спросит. Вале он скажет.
- Почему именно мне? У меня с ним такие же отношения, как со всеми, возразила Валя чересчур поспешно.
Но ехидные, всевидящие подруги набросились на Валю все сразу:
- Валечка, не притворяйся! "Такие же отношения"! А почему ты раньше всех знаешь о всех рекордах Надеждина? Спроси сейчас, какие секунды показал Надеждин в последний раз, - кто ответит, кроме тебя? Никто.
Валя смутилась. Неужели действительно она особенно интересуется Игорем и все это видят? Но это же вполне естественно. Если бы у Федоренкова или у Журавлева были такие рекорды, она бы знала их тоже. Даже наоборот: она в ссоре с Игорем, почти не разговаривает с ним, с тех пор как он так грубо отказался от ее помощи. Теперь она сама видит - смешно было любительнице предлагать помощь и советы мировому чемпиону. Но, так или иначе, Игорь был непростительно груб. Потом он, правда, старался загладить свою грубость, много раз подходил с приглашениями, с билетами. Валя всегда отказывалась. Она нарочно не разговаривала с Игорем. Пусть не думает, что его слава имеет для нее значение, что рекорды оправдывают грубость.
Заметив смущение Вали, Коля Казаков, что-то слыхавший о разговоре на лыжной гонке, поспешил ей на помощь.
- Валя не пойдет. - сказал он. - Это для нее неудобно.
Но Валю возмутили эти слова. С какой стати Казаков высказывается за нее! Она сама знает, что ей удобно и что неудобно. И только из чувства противоречия Валя объявила:
- Ничего особенного я тут не вижу. Возьму и спрошу.
Игорь очень обрадовался, когда Валя подсела к нему на уроке английского языка, как в старые времена. Опять они читали простые и премудрые фразы из учебника и Валины пушистые волосы касались щеки Игоря.
- "What will you do in the Sunday? Что вы делаете в воскресенье? - читали они. - В воскресенье я занимаюсь спортом".
- А помнишь, как я уговаривала тебя заниматься спортом? - неожиданно сказла Валя.
Игорь кивнул головой. Он помнил очень хорошо.
- Ты, наверное, смеялся надо мной про себя, - продолжала Валя. Прикидывался новичком, а сам тренировался по секрету.
- Я не тренировался по секрету, - просто сказал Игорь.
- Но как же ты стал чемпионом без тренировок?
Игорь услышал вечный подозрительный вопрос: "Как ты достиг этого?" - и со вздохом отодвинулся.
- Валя! - сказал он. - Я мог бы ответить тебе так же, как и другим: "Работал над собой". Но дело не только в этом. Дело в том, что мне помогает один человек. И я дал ему слово ничего не говорить об этом... И тебя прошу...
- Старый тренер, да?
- Он старик и сам выступать не может... - Игорь замялся. - И не спрашивай, Валя. Именно тебе-то я и не хочу лгать, потому что из-за тебя только все это случилось. На каждом выступлении - да что, на каждом метре дистанции я думал: "Валя об этом услышит, Вале это понравится". И что бы я ни делал, я всегда спрашиваю себя: "А как бы отнеслась к этому Валя?" Я мог бы сделать все, что ты захочешь, все, что ты потребуешь. Каждый день, каждая минута - только о тебе, только для тебя! Валя, Валя... больше я ничего не знаю. Тебе смешно, наверное, все, что я говорю?
Валя чуть-чуть дотронулась до руки Игоря.
- Не надо, - шепнула она. - Это не смешно, это... это... Словом, не надо... Потому что я могу быть только другом тебе. Но я даю слово: я буду настоящим другом.
На перемене товарищи окружили Валю.
- Ну? - хором спросили они.
- Ничего нового, - уклончиво сказала Валя. - Говорит, работаю и вам советую.
Она, чувствовала, что не могла нарушить слово настоящего друга.
12.
- Приезжай, - сказала Валя и повесила трубку.
- Опять Надеждин! - недовольно протянул Коля Казаков. - Зачастил он к тебе. Последний месяц просто не выходит из твоего дома.
- Он по делу, - сказала Валя. - У него на стометровке...
Игорь привел в смятение спортсменов всего мира. Скромно заявив в частной беседе, что намерен побить все мировые рекорды по всем видам спорта. Газеты были потрясены этим чудовищным заявлением. Но от русского самородка всего можно было ожидать.
Сейчас Игорь хотел побить мировой рекорд в беге на от сто метров. Прежде он не брался за эту дистанцию, зная, какое значение имеет на ней техника бега, и старта в особенности. Игорь, как известно, не владел техникой в достаточной мере, он брал исключительно быстротой и выносливостью как раз на длинных дистатнциях, где старт не играет большой роли. Но, завоевав все дистанции - от двадцати тысяч до четырехсот метров, - Игорь обратился к классической "стометровке". Поставить мировой рекорд здесь было заманчиво. Именно на этой дистанции человеческие возможности, казалось, были исчерпаны.