Сначала измерялась величина ошибки, характерная для каждого участника опыта. Потом «изучение глазомера» включалось в различные ситуации, где стремление ребят точно воспроизвести линию и не получить штраф стимулировалось то личными, то деловыми мотивами. Особенно интересно проходил опыт, когда два мотива сталкивались. Например, пионеру говорили, что, если он будет делать ошибки преувеличения, пострадают его личные данные, а если линии окажутся чрезмерно укороченными, пострадает отряд.
Вот здесь-то уж точно можно было измерить, кто работает «за себя» и кто «за отряд». И что самое интересное: нередко ученики с «эгоистической» направленностью сознательно принимали решение действовать в пользу коллектива и даже сначала выполняли это намерение, но постепенно незаметно для себя начинали ошибаться… в свою пользу. И при этом их все время не покидала радостная уверенность в собственном бескорыстии! Недаром в лаборатории шутили: «Марии Соломоновне удалось наконец выяснить, как можно „и невинность соблюсти, и капитал приобрести“».
Да, «дело Киннбрука» оказалось значительно сложнее, чем предполагали. И если бы Масклайн имел в своем распоряжении данные этих опытов, он вполне мог бы сказать:
— Хотя вам, милостивый государь, и кажется, что вы не виноваты, но вы потому опаздываете в наблюдениях, что внутренне, плохо относитесь к своим обязанностям… Нам все-таки придется расстаться.
Итак, благодаря астрономии в психологию вошел эксперимент. За сто лет астрономия сама стала экспериментальной наукой, а одна из отраслей психологии получила наименование космической. Психология буквально вышла на космическую орбиту. Более того, она, как ни одна из наук, может называться наукой будущего. Это признают теперь даже наши главные эксперты по будущему — писатели-фантасты.
Кто были герои фантастических романов Жюля Верна? Инженеры, механики, изобретатели. Их потеснили ученые — физики и химики. В XX веке среди героев научно-фантастических произведений появились люди в белых халатах — врачи и биологи. Фантасты вплотную подошли к освоению психологической целины. Теперь нет, пожалуй, ни одной фантастической книги без психолога. А в «Туманности Андромеды» Ивана Ефремова сделан шаг в сторону той отрасли психологии, о которой мы в основном будем говорить, — в сторону социальной, групповой психологии. У героев Ефремова есть изумительная вещь, единственное, чему я по-настоящему позавидовал: «Вектор дружбы — прямое соединение, проводившееся между связанными глубокой дружбой людьми, чтобы общаться между собой в любой момент. Вектор дружбы соединял несколько мест постоянного пребывания человека — жилище, место работы, излюбленный уголок отдыха».
Закрывая II съезд психологов СССР, который проходил в Ленинграде в 1963 году, профессор Борис Герасимович Ананьев призвал перейти «от разговоров о предмете социальной психологии к предметной деятельности в области социальной психологии». За прошедшие годы о предмете, правда, спорить не перестали (очень он сложен и многообразен), но уже появились специальные теоретические и конкретные исследования наших социальных психологов. Их «предметная деятельность» уже воплотилась в статьи, сборники, монографии. Как говорится, лед тронулся.
Глава 2
Общество под микроскопом
Мир микровеличин все больше завладевает умами человечества, ибо он дал открытия, которые потрясают устои всех наших представлений. И стремление понять микропроцессы обычной жизни делается сейчас, может быть, одним из главных человеческих стремлений.
Мир бесконечно малых величин создает новый тип человеческой психологии, который, возможно, станет преобладать в будущем.
Уже не раз на страницах этой книги промелькнули слова — социальная, или общественная, психология… В чем дело? Разве может быть психология человека иной, не социальной, не общественной? Такой вопрос вполне уместен. Ведь даже изучая психику отдельного человека, мы имеем дело с психологией общественной, социальной. И не только потому, что человек существо социальное по своему происхождению, но и в силу того, что при любой изоляции человек чувствует свою принадлежность не только к человечеству в целом, но и к определенной его части — классу, народу, стране. «Одинок не тот, кто один, — замечает Альберто Моравиа, — одинок тот, кто чувствует себя одиноким». Каждый человек несет в себе усвоенный с детства мир человеческих понятий, представлений об окружающем, человеческих способов восприятия, мышления, деятельности. Одиночество Робинзона Крузо потому и окончилось так благополучно, что он принес на необитаемый остров весь этот огромный, выработанный всей человеческой историей внутренний мир своей личности. Полной робинзонады не бывает.