Фашисты усилили огонь: из мелколесья застрочили пулеметы, на поляне загрохотали разрывы мин. Но ничто не могло остановить порыва атакующих. Они бежали вперед, падали под огнем, прятались от пуль в густой траве и снова поднимались для броска. Теперь река была совсем близко — только преодолеть бы эти кусты ивняка.
Вот уже отдельные группы смельчаков приблизились к кустарнику. Карпенко надеялся, что еще один рывок — и рота достигнет окопов врага. В этот момент навстречу вышло еще два танка; они вели на ходу пулеметный огонь. Это внесло замешательство. Солдаты залегли. А на поляне рвались снаряды и мины, над головой со злым посвистом проносились пули. Видел Карпенко: в траве неподалеку лежал раненый солдат, вот за грудь схватился другой, пулеметная очередь накрыла третьего. Огонь был очень плотный. Продвигаться вперед стало невозможно. Но и лежать здесь так, незащищенными, тоже было опасно.
«Плохо дело, очень плохо…» — тревожно думал командир роты. Случилось именно то, чего он так опасался. Что же теперь делать?
Карпенко передал по цепи: «Окапываться». Но стоило чуть поднять голову или руку с саперной лопаткой, фашисты усиливали огонь. Прижатая к земле рота казалась беспомощной. «Так долго не продержаться, — понимал Василий Карпенко, — несем неоправданные потери, наступательный порыв иссяк, солдаты устали…» И все же лейтенант чувствовал: наступил момент, когда успех зависел от одного натиска, стремительного броска вперед. Может быть, от порыва одного человека… Требовалась искорка, ее кому-то надо было зажечь. Верил Карпенко: нанеси он этот последний удар, и враг не выдержит — рота достигнет берега.
Но как вывести бойцов из оцепенения, в котором они сейчас находились? Что сделать, чтобы прибавить им силы, заставить оторваться от земли, выпрямиться и броситься на врага? Карпенко знал: для того чтобы подняться сейчас, нужна огромная сила воли, величайшее усилие. Может быть, даже самопожертвование. Но это было необходимо. Только решительность и мужество, стремительный, яростный бросок могли спасти положение.
В этот момент к лейтенанту Карпенко подполз Зуев. Как всегда, комсорг был спокоен, хотя морщинки прорезали лоб и крупные капли пота покрывали его раскрасневшееся загорелое лицо. Зуев тяжело, натужно дышал. «Полз долго, — подумал Карпенко, — нелегко это сейчас…»
— Я посоветовался с комсомольцами в цепи… Поднимутся!.. Давай сигнал атаки!.. — проговорил Алексей прерывистым голосом, обтирая рукавом гимнастерки катившийся с лица пот. Зуев сейчас был удивительно на кого-то похож. «Сын или брат чей-то, из знакомых», — подумалось Карпенко. Но разбираться в этом не было времени. Командир роты очень обрадовался, что Зуев рядом.
— Молодец, Алеша, — взволнованно сказал офицер. — Спасибо… — Карпенко дружески положил руку на плечо комсоргу. Он хорошо понимал, каких трудов стоило ему проползти эти десятки метров по луговине, где простреливалась каждая пядь земли.
— Мы с тобой поднимемся, — говорил лейтенант, — но этого мало. Надо, чтобы кто-нибудь еще из солдат, из младших командиров. Это поможет, понимаешь?..
— Младший лейтенант Проскурин, сержанты Перкин, Ершов… Я говорил с ними, — ответил Зуев.
Карпенко отлично знал этих храбрых и толковых командиров.
Впереди, совсем уже близко, полз вражеский танк. Алексей хорошо видел, как слева у орудийной башни торчал пулемет, изрыгающий огонь. Чуть подними голову — и смерть…
Но ждать было нельзя. «Промедление смерти подобно, — вспомнились Зуеву крылатые слова. — Пора… пора», — назойливо било в виски.
И он пополз в сторону. А через несколько минут, чуть приподнявшись, взмахнул левой рукой и звонким голосом крикнул:
— Товарищи… впе-е-ре-е-д!..
Комсорг рванулся к кустарнику. Словно электрический ток прошел по цепи, всколыхнул солдат. Зашевелились, задвигались пехотинцы, но продолжали лежать…
А Зуев бежал. Один… По спине Карпенко забегали мурашки. «Неужели не выйдет?.. Не может этого быть! Поднимутся. Должны подняться…» — лихорадочно думал он.
Две, три, а может быть, и пять секунд Зуев бежал один. Совсем близко застрочил немецкий пулемет… Теперь поднялся Карпенко. Он быстро огляделся и громко прокричал:
— Перкин… Ершов, за мной!..
В нескольких шагах впереди, не обращая внимания на пули, с пистолетом в руке бежал комсорг стрелкового батальона. Хрупкий, с тонкой девичьей талией, он сейчас был грозен. Какая-то влекущая сила исходила от этого человека, она звала вперед — требовательно и настойчиво.