— Семенов, Егоров и Маслов, заходи справа!
Двое оставшихся в живых гитлеровцев, решив, что их окружают, метнулись в сторону. Но автоматная очередь скосила их.
Дуничев подбежал к самоходной пушке. План созрел молниеносно: не подрывать гранатой мотор, не поджигать горючее, что вначале он намеревался сделать. «Быстрей, быстрей заводи!» — лихорадочно работала мысль.
До войны Николай учился на тракториста. Он разбирался в технике. Мгновенно вскочил на сиденье, перевел рычаги. Мотор еще громче заурчал, самоходка задрожала и двинулась с места. Разворачиваясь, стальная махина мяла кусты, быстро набирая ход. Вот позади осталась «ничейная» полоса, уже близко свои окопы…
На немецкой стороне поднялся переполох: фашисты открыли беспорядочную стрельбу, забегали, закричали. Несколько раз ухнула пушка: гитлеровцы стреляли из орудия по своему «фердинанду». Но было поздно.
Когда враг опомнился, Дуничев был далеко. Исправную самоходку с полным боекомплектом снарядов храбрец привел в расположение полка.
— Товарищ командир! — с сияющими от радости глазами докладывал Дуничев лейтенанту Буртаку. — На переднем крае полный порядок. Уничтожено семь вражеских солдат. Одного сбил с дерева, а шестерых — вот у этого трофея. — Он повернул голову к самоходке и улыбнулся: — Совсем исправная, и полный запас снарядов…
— Спасибо, Коля… — Буртак схватил солдата в охапку и крепко поцеловал. — Спасибо!
Вскоре вернулись с «ничейной» полосы собравшие полезные сведения о противнике два других разведчика.
— Ну что же, Дуничев, пойдем к командиру полка и доложим обо всем, — сказал Буртак.
Они направились на НП полка.
Вскоре за неоднократное образцовое выполнение боевых заданий командования и проявленные при этом мужество, отвагу и героизм доблестный разведчик Николай Васильевич Дуничев был удостоен звания Героя Советского Союза.
ЧЕЛОВЕК В ШИНЕЛИ
Это было накануне 27-й годовщины Октября. Ноябрьский день выдался на редкость теплым и солнечным для этих мест. И все же время брало свое, природа готовилась к зиме: оголенными стояли березы, под ногами шуршала пожухлая трава, громко, словно недовольные чем-то, в лесу стрекотали сороки.
Мы с командиром полка Хромозиным сидели на поваленной взрывом сосне, возле сгоревшего дома. Говорили о боевых делах: на рассвете полку предстояло атаковать сильно укрепленный рубеж противника.
Из зарослей молодого березняка вышел коренастый немолодой солдат со скуластым лицом. Слегка ссутулившись, как нередко бывает с высокими худощавыми людьми, он медленно шел через поляну. На его правом плече висел автомат, казавшийся маленьким, игрушечным. Подойдя к нам, солдат ловким движением поправил ремень на шинели, крепче прижал локтем автомат и тихим грудным голосом сказал:
— Рядовой Назаров… Разрешите обратиться, товарищ подполковник?
Взглянув на пожилого солдата, Хромозин ответил:
— Слушаю, Петрович. Что у тебя?
«Назаров… Назаров», — мучительно напрягал я память, пристально всматриваясь в солдата. Лицо его казалось знакомым. «Где мы с ним встречались? Когда?..» Но вспомнить не мог.
Солдат немного помялся, указательным пальцем левой руки провел по серебрящимся усам и взволнованно проговорил:
— Товарищ подполковник… Давно мы с вами воюем, и еще, видно, немало придется бить фашиста. Хотя мне пятьдесят первый идет, но уверен, что еще принесу пользу Отечеству. Потому нельзя иначе! Товарищ подполковник, не откажите дать рекомендацию… В партию хочу вступить…
— Присядь, Петрович, — пригласил Хромозин солдата, кивнув на пенек, что торчал напротив сваленного дерева, где мы сидели. Назаров опустился на пень, помолчал.
— Значит, в партию хочешь? — спросил командир полка.
— Решил вступить…
— Ну а что пишет с Алтая семья? Как дома, жена как?.. — поинтересовался подполковник.
— Жива-здорова, работает за нас, мужиков. Скучает, пишет…
— А брат как?
— Брательник, Кирилл, воюет… Недавно весточку прислал. Только обидно, не знаю, на каком он фронте. Разве по полевой почте узнаешь?.. Ну да все равно. Важно, что бьет фашиста.
Угадывалось, что этот солдат пользуется уважением в полку и командир не раз беседовал с ним.
— А сам-то брату пишешь? — спросил Хромозин и, не дожидаясь ответа, взглянув на меня, продолжал: — Значит, решил, Назаров, коммунистом быть? Хорошее дело! Достоин быть в рядах партии…