Едва эта песня замолкла, кто-то затянул «Синий платочек».
Заиграла двухрядка, и знатный пулеметчик полка Вася Горнук выскочил на середину землянки. Все расступились, а в это время в облаке пара в дверях показался сержант Пронин. Под заиндевевшими длинными бровями озорно поблескивали серые глаза. Лицо сияло. Гости насторожились.
— Товарищ майор, разрешите доложить? — обратился сержант к командиру батальона.
Комбат выжидающе посмотрел на Жидкова, словно извиняясь за сержанта, не попросившего разрешения у старшего в звании. Но подполковник кивнул головой: пусть говорит.
— Что у тебя? — нахмурился Сорокин и подумал: «Не мог в другое время».
— Новогодний подарок привели, — улыбаясь, доложил сержант Пронин.
— Как это «привели»?..
— Виноват. Двух немцев… Один, наверное, офицер. Вот его сумка с документами и карта. А второй так себе, какой-то плюгавенький, заморыш…
Сорокин насупился: не понравилось, что без его ведома на участке батальона разведчики ходили в расположение противника. Но, развернув карту немецкой обороны, захваченную у врага, не мог скрыть радости: перед наступлением это действительно самый ценный подарок.
— Где вы их накрыли?..
— Подобрались к штабной землянке. Часового сняли без шума. Офицер спал, — все еще продолжая широко улыбаться, рассказывал сержант. — Обезоружили, в общем. Скрутили руки, кляп в рот из его же носового платка соорудили. Смотрим, в углу землянки небольшой фанерный ящик полон шоколада. Марка не немецкая, видно, украдено где-то в Европе. Сунули платок в рот и бывшему часовому. Дали ящик: «Тащи, черт!» — пистолетом пригрозили. Немец закивал головой, взял ящик под мышку и потащил; вроде даже доволен, что в плен попал.
— А офицер?
— Злой. Как сова, таращит большие глаза… Яростно посматривает на солдата с ящиком: плохим часовым оказался тот.
— За новогодний подарок спасибо, а своевольничание мне не нравится, — строго сказал Сорокин. — Без разрешения ходили за передний край… Ну да ладно, ради Нового года… — уже примирительно проговорил он. — А где пленные?
— Неподалеку, в траншее. И ящик там… Немцы еле живы: не поймешь, от мороза или от страха.
— Скорее от того и другого…
В углу затрещал телефон. Лейтенант Бобрик взял трубку.
— Да, здесь… Товарищ подполковник, — обратился он к Жидкову, — вас просят.
— Я вас слушаю… Понятно, хорошо, сейчас буду… — сказал Жидков и, положив трубку на желтый кожаный ящик, повернулся к присутствующим.
— Прошу извинить, товарищи. Должен вас покинуть. Комдив вернулся от командующего и просит меня срочно приехать… — Набросив на плечи полушубок, Жидков вышел из землянки.
Морозный ветер ударил в лицо. С востока шел новый, 1945 год…
ДЗИНТАРИ
Ночью в землянку командира дивизии вошел промокший, заляпанный грязью сержант. Увидя его, генерал Черноус заволновался: «Из полка Хромозина», — сразу понял он. Для волнения была причина — более полусуток нет связи: полк дрался почти в окружении.
Генерал не ошибся: на небольшом листке бумаги подполковник Хромозин писал: «Противник упорно атакует. Несу потери. Боеприпасы на исходе…»
Донесение было тревожное. Прочитав его, Черноус задумался. Глубже стали морщины на его лице, и без того усталое, оно еще больше осунулось. Он сидел на табурете, с силой вытягивал ногу и, замирая, закрывал от боли глаза — радикулит мучил. Надо бы два-три дня подлечиться в медсанбате, но генерал не мог уйти с КП — шли тяжелые бои.
Дзинтари — небольшое, сожженное фашистами латвийское селение, встало преградой на пути дивизии. «Ведь первая линия обороны прорвана… Почему же Дзинтари?.. Что там?..» — эта мысль не выходила из головы.
Отпустив сержанта, Черноус склонился над потрепанной, исчерченной цветными линиями оперативной картой. Комдив думал. Он пытался по очертанию переднего края представить себе сторону противника. Карта «рассказывала» многое: о всех высотках, складках местности. Но сейчас его больше всего интересовал небольшой квадрат лесного массива. За этим лесом маленьким пятном чернели Дзинтари. За ним Мазнелеки. Перед населенными пунктами бугрились холмы, покрытые молодым сосняком, над ними поднималась высотка с отметкой 47,5.
«Что там? Почему так упорно держится противник?» Это оставалось загадкой: волновало, тревожило, выводило из равновесия…
Из доклада офицера оперативного отделения штаба дивизии — он вернулся от Хромозина поздно вечером — Черноусу известно: в долине, где засел полк, было сыро; по утрам ее заволакивал густой сизый туман. Длинная, метров в двести шириной, горловина была единственным, что связывало полк с подразделениями. Пробраться в полк днем было невозможно — с обеих сторон фашисты стреляли почти в упор. Только ночью, и то рискуя жизнью, можно было проползти в подразделения, прижимаясь к раскисшей, холодной земле: противник то строчил из пулеметов, то пускал осветительные ракеты.