Затем начались поиски, переписка с фронтовыми друзьями, изучение архивных документов. Так появилась эта книга о подвигах моих однополчан, скромных тружеников войны. В нашей дивизии было много замечательных героев. Я рассказал лишь о некоторых из них, о тех, чье мужество и стойкость достойны того, чтобы их знал и чтил народ, и особенно наша молодежь.
СЕРЖАНТ ИЛЬЯ РЕПИН
Молча, нахмурив белесые брови, шагал сержант Илья Репин за орудием. Рядом шли солдаты, усталые, с покрасневшими от бессонных ночей глазами. Осень сорок второго года в этих местах началась ненастьем и холодами. Непрерывно лил дождь, и ветер безжалостно раскачивал обхлестанные березы. Люди месили сапогами скользкую, липкую грязь. Она хватала за ноги, и приходилось затрачивать большое усилие, чтобы вытащить их.
На нешироком участке фронта противник потеснил наши войска. Некоторые части, меняя позиции, отходили в район сосредоточения. По дороге громыхали пушки, фыркали застрявшие в грязи автомашины. Тяжело нагруженные трехтонки и полуторки буксовали, завывали, выбрасывая из-под колес фонтаны черной жижи, обломки досок, камни, ветки. За развороченной гусеницами и колесами дорогой — широкое поле. Летом здесь сплошной стеной стояла пшеница, ожидая своего хозяина. Теперь это был страшный, бурый, выжженный пустырь. Уродливыми черными буграми поднималась вздыбленная взрывами земля, змеились траншеи и окопы, лишь кое-где торчали сиротливые колоски.
Видя все это, сержант Репин по-своему, по-крестьянски ощущал в сердце неведомую до сей поры боль. В душе с еще большей силой закипала ненависть к врагу за пропавший на поле урожай, за все, что он сделал на нашей земле.
Ночь медленно опускалась на землю. На горизонте зловещие отблески пожарищ словно преследовали отступающие части: горели деревни и села Орловщины.
Артиллерийский полк подошел к деревне Коснаровка. Заволновался, забеспокоился сержант Репин. В темноте никто не видел, как на его обветренных, ввалившихся щеках заходили желваки. Еще бы не волноваться! В Коснаровке Илья родился, вырос. Испокон веков жили здесь Репины.
Какое-то двойственное чувство охватило сейчас сержанта. Он радовался, что сможет повидаться с родными, односельчанами — давно их не видал, — и в то же время несколько страшился этой встречи. Ему почему-то казалось, что и он виновен и ответствен за страшную беду, навалившуюся на родную землю.
«Далеко немец в глубь России зашел… Неужели так и будет продолжаться? Когда же наконец вышвырнем врага с нашей земли?..» — с горечью думал Илья, прислушиваясь к бушевавшему ветру. А лес шумел, покачивались верхушки берез и осин, горестно провожая отходивших солдат.
Не верилось Репину, что он уходит из родных мест, не хотелось верить, что сюда вслед за ними войдут враги. От досады и горечи комок подкатывал к горлу, душил его. В Коснаровке все было родное — дом, жена, мать, дети. Родная зелень полей и тенистых лесов, березы, что стоят на пригорках…
Едва первая батарея втянулась в безмолвную темную улицу, как прозвучала команда:
— Становись!..
Сержант подбежал к командиру батареи, и тот разрешил повидаться с родными.
Репин свернул в переулок, быстро пошел напрямик, через огороды. Потом побежал. Холодный ветер бил в лицо, но Илья ничего не замечал. Запыхавшись, он поднялся на взгорок.
Вот уже и виден родной дом. Какое-то сомнение заползло в душу: окна закрыты ставнями. «Дома ли?.. Застану ли?.. А может…» — замелькали, закружились тревожные думы.
Ему казалось, что он слышит стук своего сердца; на лбу от волнения выступила испарина. Сержант торопливо вытер лоб пилоткой и, комкая ее в руке, быстро пошел, беспокойно оглядываясь по сторонам: темно вокруг. Громко чавкала грязь под ногами, разлетаясь брызгами.
Илья перевел дыхание и остановился. Рука еще крепче сжала пилотку, ветер теребил непокорные волосы. Как-то сразу потяжелел вещевой мешок и потянул к земле. Репин собрал силы, выпрямился: перед ним была дверь. Дверь родного дома и это невысокое крылечко с перилами, по которому он когда-то ползал малышом, а потом, спустя много лет, уходил на фронт…
Решившись, Репин постучал в дверь. Под его рукой она подалась вперед и отворилась. Сержант вошел в сени, нащупал знакомую ручку, толкнул вторую дверь. Она заскрипела и тоже открылась; бледные отблески света скользнули по соломе, раскиданной по полу.
Илья вошел в избу. Пахнуло знакомым с детства родным запахом парного молока, кислого хлеба и чем- то особенным, присущим только этому дому. В керосиновой лампе еле мерцал огонек. На вошедшего никто не обратил внимания: мало ли солдат заходит погреться в военную пору в дом на фронтовой дороге. Илья молча поставил винтовку к стене, расстегнул ремень, снял подсумок, положил шинель на лавку. Огляделся. У стола, понуря голову, сидела мать в своем стареньком черном платке. Она старательно скоблила ножом картошку и бросала ее в чугун. Рядом на скамье двое ребят гладили серую кошку. Она, чуть мурлыча, медленно виляла хвостом. На печи с надсадным хрипом кашлял отец.