Только раз он смягчился и разделил свое ложе. Тот, с которым он разделил его, был человек почти нагой, с ввалившимися от продолжительной голодовки щеками, тощий и промерзший.
Человек этот постучался зимой в два часа ночи.
– Кто там? – спросил Тряпка.
– Больной, голый человек, – отбарабанил тот зубами. – Ради бога, пустите. Силы меня покидают. Я замерзаю.
– Ступай в приют!
– У меня четырех копеек нет.
– Так околевай. Беда большая! Одним скотом будет меньше! – И Тряпка повернулся на другой бок.
Наступило молчание.
Метель тем временем за ящиком разыгрывалась сильнее. Слышно было, как трещат под ее напором эстакада и пакгаузы.
– Ради Христа, впустите! – опять раздалось за ящиком.
Тряпка освирепел, схватил крюк и хотел было стукнуть по голове надоедавшего, но раздумал.
– Черт с тобой, лезь! – крикнул он, подбросив ногой крышку.
Человек не заставил себя просить и свалился в ящик.
– Легче, чуть не задушил! – ощетинился Тряпка.
Тот смолчал и всецело отдался теплоте, исходящей из преющих под ним отбросов. Он ворочался, зарывался ногами и руками, и мало-помалу члены его согрелись.
– Голоден? – резко спросил Тряпка.
– Голоден.
– А долго не жрал?
– Два дня.
– На, жри! – И, порывшись под собой, он вырыл из своей ужасной кладовки кусок бурака и сунул ему его в руки.
Тот схватил бурак с жадностью.
– Ты кто? – спросил потом Тряпка.
– Сам видишь, – последовал резкий ответ.
– Ого! Да я ведь тебя согрел и спас от смерти. Без меня замерз бы. Ах ты, свинья, свинья!
– Сам свинья! – галантно ответил, потягиваясь, разогревшийся субъект.
– Поругайся-ка еще, так я тебя вышвырну.
– Смотри, как бы я тебя не вышвырнул. Что, ты арендовал ящик? Ящик общественный, и все могут им пользоваться!
Тряпка взвыл, как зверь, схватил неблагодарного за горло и подбросил ногой крышку, желая справиться с ним, как справлялся с крысами, но субъект не дался. Он схватил Тряпку также за горло, и между ними завязалась борьба.
– Пусти! – прохрипел уступчиво Тряпка.
Тот пустил. Наступило перемирие.
– А большая вы, должен я вам сказать по совести, ско-о-тина! – проговорил, отдохнув, Тряпка.
– И вы не меньше!
Тряпка на этот раз проглотил пилюлю спокойно.
– Право, вы веселый человек! – сказал немного погодя Тряпка и потрепал своего соночлежника по плечу. – Нельзя ли поинтересоваться, «как дошли вы до жизни такой»?!
– Так же, как и вы!
– Понимаю и вполне сочувствую. Вы не любите, когда зондируют вашу почву. Я то же самое. Спокойной ночи! – зевнул Тряпка и добавил: – Если вам, коллега, в ящике не нравится, можете вылезть и лечь в клепки. Этой неделей два человека в клепках замерзло.
– Покорнейше благодарю вас.
– Не за что!
Через минуту оба уже храпели, а в ящик по-прежнему царапались и стучались.
Тряпка жил так или, вернее, гнил пять лет с лишком. Пять лет были у него даровой дом, даровая постель, и он так освоился со своим ящиком, что считал его своею собственностью, а не собственностью города, и, уходя, часто дерзал запирать его. Он обзавелся даже для этой цели особым замочком.
Уйдет он, а тряпичники соберутся, сядут в кружок и ждут, пока он не соизволит вернуться, открыть ящик и не разрешит им порыться.
Впрочем, запирая ящик, он имел на это веские данные.
Тряпичники со свойственной им жадностью разбирали все в нем содержимое и нередко оставляли Тряпку без постели, отчего он всю ночь злился и от злости бился головой о ящик.
Пять лет такой жизни дали свои результаты.
Тряпка облепился язвами, нарывами, и место теперь было ему наравне с отбросами только в сорном ящике.
Нечего удивляться поэтому, что путь к прежней человеческой жизни был у него отрезан, что люди, даже дикари – братья, – стали его сторониться, что стивадоры и форманы отказывали ему в работе в трюмах, что скорпионы (таможенные надсмотрщики) гнушались его обыскивать и что его не пускали в харчевни.
Тряпка захандрил, глубже ушел в отбросы, перестал вылезать из ящика и по целым дням лежал в нем, надсаживая грудь и горло страшными проклятиями и ругательствами по адресу всего человечества. Он призывал на всех всякие язвы и ночью подымал в ящике, колотясь о стенки его руками, ногами и головой, такой шум, что стражник каждые четверть часа подходил и грозил ему кутузкой…
– Вот, рекомендую, фрукт, ананас! – послышалось однажды над ящиком.
Тот, кто произнес эти слова, был моряк. Круглолицый и с весело бегающими глазами.
Тряпка вздрогнул и вскинул голову.
Пять человек – моряк, дама и трое штатских, нагнувшись, разглядывали его с любопытством.
– Да-а-с, фрукт! – согласился кто-то.
Тряпка заскрежетал зубами.
– Диоген современный! – сострил один. – Посторониться бы, а то мы ему солнце заслоняем. Ха-ха!
– Ну и падение! – покачал головою другой.
– Бывает и хуже! – послышалось из ящика.
– Ты кто? – спросил моряк.
– Такой же, как и вы, человек! – злобно ответил Тряпка.
– А почему тебе не лежать в приюте?
– Потому что здесь мне больше нравится.
– Удивительно! – развел руками моряк. – И какое у них удовольствие спать в грязи и гадости. Первобытные люди!
– Совершенно правильно. Вы правду сказать изволили. Мы люди – совсем первобытные и отстали от культуры.
– А почему отстали? Вон дикари на островах в Австралии и те культурнее вас.