Ночью грызет всю компанию августовская, злая как собака, мошка. Утром тоже грызет. Днем печет голову солнце, парит от стоячей перегретой воды, и Сергей Сергеич, растирая пот и мошкару на покрытой волдырями липкой шее, хлопает себя по ушам, по затылку, пытается чесать грязными руками между лопатками. Босые, незакаленные, по-городскому бледные ноги Сергея Сергеича изрезаны камышом и осокой, новые глаженые брюки, которые он вначале аккуратно подкатывал до колен, давно уже по самый пояс заляпаны нефтяно-черной болотной грязью.
…Но искусанный, исцарапанный Сергей Сергеич случайно убил уточку. Даже не уточку, а паршивенькую черную нырушку. И все! И уж он не просто инженер Тищенко, а охотник, то есть человек, заглядывающий теперь в магазин «Динамо», покупающий для своего только что приобретенного ружья нужные и ненужные барклаи, закрутки, выколотки, рекоперы.
Услышав в троллейбусе приглушенный разговор двух военных о стрельбе по казаркам на озере Гудило, он, в отличие от всех остальных пассажиров, уже имеет право повернуться к разговаривающим и законно спросить:
— А что, на Гудиле тянет казарка?
И ему, не зная ни его фамилии, ни кто он, как своему, ответят:
— Малость есть. Только сидеть надо не над водой, а на жнивье. Отрыть себе окопчик там, где они пасутся.
И хоть Тищенко, провоевавший всю войну, рывший всевозможные окопы, ни разу еще не отрывал окопчика под казарок, он, пожав плечом, сочувствующе вздохнет:
— Да вы что!.. Разве без окопчика возьмешь?
Уже пять суббот Сергей Сергеич совершенно добровольно уезжает из своей теплой квартиры — в ночь, в слякоть, в такую погоду, когда, как правильно говорится, хозяин собаку не выгонит за ворота. Тищенко поспешно берет ружье, заранее увязанный рюкзак с харчами и прочим и, остановись у дверей, робко дотрагивается до плеча жены, виновато говорит:
— На следующее воскресенье, Машенька, ей-богу, останусь дома.
Постепенно в семействе Тищенко расширяется охотничье хозяйство. Появилась банка с притертой стеклянной пробкой для пороха «Сокол», потом длинные сапоги, потом стеганка, и однажды Сергей Сергеич, будто вдруг вспомнив, сказал за обедом:
— А что, если мы, Машенька, заведем собачку?
— Но ведь ее, Сережа, на прогулки водить надо. С четвертого этажа…
— Это ерунда! Я сам буду.
Сергей Сергеич знал, что «сам» выводить собаку не будет, потому что он постоянно в командировках, а жена, видевшая, что он врет, деликатно, хотя и с тоской в глазах, промолчала, и это великодушие угнетало его, интеллигентного человека, по дороге на вечернее совещание. А ведь у него уже все было решено: даже кличка. Джим или Джек не годится. При чем тут иностранный Джек, если он будет жить у Тищенко, ходить на охоту под придонские хутора Бессергеновку, Никитовку, Ивановку!.. Лучше всего — Пропс. Оно, правда, напоминает «мопс», но пропс — крепежный материал для шахт, хорошее производственное слово.
Начались выборы породы будущего Пропса.
— Сеттер — это единственное, о чем всерьез можно говорить! — объяснял авторитетный собаковод, экономист Городецкий, показывая фотографии сеттеров на стойке по перепелу, на областных выставках, на походе у ноги хозяина.
И Тищенко всем загоревшимся сердцем мгновенно и прочно привязывается к сеттеру — преданному, меднорыжему, волнистому.
Много дней Тищенко рассказывал жене, что ей совсем не будет страшно одной — ведь в доме сеттер.
— Сеттер? — удивленно спросил встретившийся в трамвае, тоже очень авторитетный собаковод Кочанов. — Куда вам с этим телком? Заводите спаниеля! Собачка маленькая, портативная; посадил ее в рюкзак за спину — и куда угодно на велосипеде. Поедет кто-нибудь в Москву — попросите привезти щенка самолетом. Повозитесь, зато уж будете с собакой!
— Чепуха, — сказал на другой день Сергею Сергеичу слесарь домоуправления Захаров, известный на всю улицу собачник. — Единственная собака — курцхар. Ваш спаниель — не на что смотреть: кролик! А репяхов наберется — не вычешете. А курцхар гладкошерстный, гладкий.
— Но ведь утку подраните, она нырнет до дна, за камышину на дне зацепится, — выкладывает Сергей Сергеич Захарову добытые вчера сведения. — Эту ж утку-то только спаниель достанет.
— Вы что же, кроме утки ничего стрелять не будете? А курцхар и по утке ходит, и по любой птице — болотной, степной. Он вам даже зайца поднимет. Универсал! Дело хозяйское, но не поговори вот с вами — и влопались бы без курцхара…