Щемящая, уже знакомая боль сдавила грудь. Он долго стоял у окна, глядя на тесный, заляпанный мелкой торговой рекламой переулок. Потом запел. Запел русскую песню из тех, что упоминались в программе ансамбля.
Данила Матвеевич вошел в квартиру тихо. Ян не слышал его. Он не слышал ничего, кроме далекой, тоскующей песни…
– Скучаешь, браток?
Данила Матвеевич подошел, положил на плечо руку, заговорил весело, как будто ничего и не было:
– Надо тебя на концерт сводить. Наш ансамбль приехал. Голоса, говорят, первый сорт!
Лицо Яна вспыхнуло горячей краской. Минуту назад он боялся мечтать о том, чтобы пойти на концерт. Ему стало стыдно за свои подозрения, за то, что он подумал о Даниле Матвеевиче, приютившем его, спасшем от голода, и теперь… На концерт. Это такая радость.
Не находя слов, Ян старался незаметно спрятать афишу, словно уличающую его.
Данила Матвеевич видел это и радовался своей удаче.
– Другому бы отказал, – сказал он, пристально глядя в лицо Яна, – а на тебя надеюсь. Тут дело тонкое. За советскими англичане следят денно и нощно. Ни заговорить, ни передать что. А так хотелось бы по душам… Нельзя! И себя и, главное, их подведешь.
Словно кто разжал злую руку, сжимавшую сердце мальчика. Перед ним был прежний, добрый Данила Матвеевич.
А Данила Матвеевич разошелся, возмущаясь «гостеприимством» англичан.
– Подумай! Даже газеты советские не разрешают иметь. Вроде артисты через них могут за коммунизм агитировать… Что ты скажешь? – он весело рассмеялся. – Ну, мы тоже не лыком шиты. Как бы ни стерегли, а браточки газеты наши получат! Хочешь помочь?
Разве мог Ян отказаться?
Фотография: Как готический храм, возвышается памятник принцу Альберту, мужу королевы Виктории. Барельефные фигуры ученых, музыкантов, художников поддерживают пьедестал, на котором возвышается принц. На пьедестале выбиты слова: «Королева и народ».
Запись: Он слыл покровителем искусств и науки…
Рисунок: Несколько женщин стоят у цоколя памятника. Прикрыв шарфами плечи, выставив из-под коротких юбок ноги, с сумочками в руках и сигаретами во рту, они смотрят на силуэты проходящих мужчин, на проезжающие автомобили.
Запись: Они ждут своих покровителей… Ждут давно.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Из газет: Театр «Олд-вик» будет закрыт! Владелец дома, в котором много лет работает старейший в Англии театр, хранитель лучших традиций, заявил, что в скором времени он собирается снести старое здание и на его месте построить гостиницу. Нельзя не согласиться с тем, что гостиница будет более выгодным предприятием. Но что станет с театром? Актеры готовят обращение с просьбой о пожертвовании средств. Вряд ли они соберут достаточно денег, чтобы выкупить дом.
ДОКТОР АДАМС ТРЕБУЕТ НОВОЙ ЭКСПЕРТИЗЫ! Обвиняемый доказывает свою невиновность, опровергая улики. К делу привлечены новые свидетели как со стороны обвиняемого, так и со стороны родственников умерших. Доктор Адамс находится под домашним арестом.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В парламенте
Сегодня министр финансов сообщит об экономическом положении страны. Он объявит об утечке золота в последнее время и о некоторых мерах, предпринимаемых правительством, чтобы остановить эту утечку. Есть опасение, что экономическое положение не удастся выправить без решительных действий. Надо сократить импорт! Все сходятся во мнении: «Мы все еще получаем на завтрак „плоды Египта“, плоды суэцкой катастрофы».
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
ЯДЕРНЫЕ БОМБЫ НАД ГОЛОВОЙ!
Как заявил генерал Пауэр, значительная часть самолетов особого типа военно-воздушных сил Соединенных Штатов Америки, базирующихся на иностранных аэродромах, постоянно патрулирует в воздухе. Самолеты на борту имеют атомные бомбы.
Глава одиннадцатая
У большого концертного зала Лондона «Альберт-холла» еще не зажигались огни. Концерт начнется часа через два, и в многочисленные входы огромного круглого здания потекут зрители, сумевшие приобрести билеты на такое редкое зрелище, как советский ансамбль.
У кассы целый день толпится молодежь в надежде, что, может быть, в самый последний момент решат продать несколько входных, без места, билетов.
В последний момент толпа у кассы станет еще больше. Боковые площадки займут плотные шеренги автомобилей, и несколько полисменов выйдут к фасаду, стараясь быстрее и точнее рассортировать толпящихся у главного подъезда зрителей.
Так будет часа через два, а пока вокруг «Альберт-холла» относительно тихо и пусто. Несколько автомобилей свободно стоят на левой площадке, невдалеке от служебного входа.
– Раз, два, три, четыре пять, – просчитал Данила Матвеевич, стоя с Янкой на другой стороне улицы, возле памятника принцу Альберту.
– Пять машин русских, вон те, видишь?
– Вижу, – шепотом ответил Ян.
– Зайдешь сначала в подъезд служебного входа и оттуда, бодренько, не прячась, будто тебе поручено это, прямо к машинам. Понял?
Данила Матвеевич объяснял спокойно, тихо, словно говорил об обычном, а Ян старался сдержать волнение и невольно оглядывался. Ему казалось, что каждый проходящий англичанин и есть тот самый тайный полицейский, который следит за советскими артистами.
– Не вертись, – приказал Данила Матвеевич, – работай спокойно. Вот тебе газеты. Видишь – «Правда», «Комсомольская правда», «Известия». Помногу в одну машину не суй. Надо, чтобы хватило. Этот ключик держи, любую дверцу откроет. Ясно! Иди.
Если бы кто-нибудь, кроме Данилы Матвеевича, со стороны наблюдал за Яном, скорее всего поведение паренька вызвало бы у него подозрение. До того неумело старался он скрыть свое волнение. Но следил за ним только пославший его, и следил почти равнодушно, зная, что серьезной опасности быть не должно. Он видел, как мальчик зашел в служебный подъезд, как выглянул оттуда, осмотрелся и быстро, немного слишком быстро, подошел почему-то не к ближней, а к самой дальней машине. Боковое стекло у машины было опущено, Ян просунул и бросил на сиденье несколько газет. Потом он открыл дверцу второй машины и едва успел положить газеты, как услышал громкие голоса людей, выходящих из служебного подъезда. Ян отбежал в сторону, в тень больших деревьев, растущих в маленьком переулке. Его никто не заметил. Пока все шло хорошо. Трое мужчин громко и озабоченно, по-русски, о чем-то спорили. Сели в крайнюю машину, в первую, куда Ян положил газеты. Автомобиль развернулся, описал полукруг как раз возле дерева, за которым стоял Ян. Он успел заметить, что сидевший рядом с шофером взял газеты и стал читать. Ян улыбнулся. Знали бы эти русские товарищи, кто устроил им столь приятный сюрприз? Хорошо помня, какой ценой добывались свежие советские газеты в немецком лагере, Ян радовался, что сумел так ловко и так легко обойти запрет английской полиции.
Успех ободрил его. Не оглядываясь, он подошел к следующей машине, дверца была замкнута. Ян не сразу вспомнил о ключе, а когда вспомнил, то сразу не мог воткнуть его в замочную скважину. Он торопился, газеты выскользнули из-под куртки. Ян уже открыл дверцу машины, нагнулся собрать газеты и тут увидел совсем близко шагнувшие к нему ноги в крепких, черных ботинках.
Ян поднял голову. Перед ним стоял, заложив за спину руки, полисмен в черной каске с лакированным ремешком на подбородке.
В полицейском участке пахло дезинфекцией и табаком. Комната, перегороженная, как стеной, поставленными один на другой выдвижными ящиками, вероятно, была проходной. Через нее то и дело сновали полисмены с папками и бумагами, в мундирах и без мундиров, в рубахах и темных галстуках. Почти каждый задерживался возле стола, на котором лежали отнятые у Яна русские газеты и ключ, «открывающий любую дверцу».