Вышел на побережье. Нигде ни птицы, ни охотников. Прошел на косу, стал в осоке. Долго стоял, все не хотелось уйти без выстрела, ни с чем возвращаться. Замерзать стал.
И вдруг вижу: ко мне летят пять лебедей. Я забыл про Филиппова и про все на свете. Спасаясь от ветра, лебеди шли низко над землей. Впереди летели старики — белые, за ними три серых — молодые. Стая плыла спокойно, не видя меня.
И вот надо мной, совсем рядом, черный клюв, длинная шея, полутораметровые крылья. Я торопливо беру на мушку серого, молодого, и бью! Лебедь вздрагивает. Я перевожу ружье на другого, но вижу, первый не падает, и перекидываю ружье на него. Гремит мой выстрел.
Птица резко теряет высоту, разворачивается к камышу, но ветер так силен, что вся стая лебедей висит надо мной.
Волнуясь, я поспешно разряжаю ружье, вытаскиваю пустые патроны и вдруг вижу…
К раненому подлетает старый лебедь. Толчком мощного крыла он подбрасывает молодого кверху, призывно кричит, вылетает вперед, зовет его за собой. Молодой, теряя высоту, жалобно отвечает, и старик вновь возвращается и крылом поднимает молодого лебедя.
Ружье у меня в руках стало тяжелым и ненужным…
Птицы над головой. Раненый лебедь кричит, борется с ветром, но его покидают силы. Он уже еле взмахивает крыльями, вот-вот должен упасть, но к нему на помощь вновь приходит старый белый лебедь. Он подставляет крыло и зовет, зовет вперед. Молодой летит — все дальше и дальше. Метрах в ста от меня его покидают силы, и он опускается…
Тотчас рядом с ним садится старый лебедь. Гордо поднимают головы птицы, и кажется мне, что на меня они смотрят с укором и презрением.
Я медленно бреду к ним.
Белый лебедь разбежится, чтобы взлететь, закричит, но, видя, что за ним не поднимается молодой, возвращается и все повторяет сначала.
Я подошел совсем близко.
Лебеди поворачиваются ко мне, раскидывают крылья, вытягивают шеи, грозно кричат, наступают на меня.
Вдруг раненый лебедь уронил гордую голову и упал. Старик вскрикнул, взлетел и с жалобным стоном промчался надо мной. Шум его могучих крыльев и неповторимый стон придавили меня.
Молча и долго смотрел я на улетающую белую птицу…
Так добыл я первого лебедя.
…Филиппов, конечно, узнал, что я убил лебедя, и перестал со мной разговаривать. Много прошло времени, пока старик смягчился. Но каждый раз, когда мы видели гордых и умных птиц, он не забывал напомнить мне:
— Уважать надо гордость… и стариков!
…До сих пор мой первый лебедь остается последним.
29 ноября 1949 г.
II. НЕТРОНУТАЯ ТИШИНА
ИВАН СЕМЕНОВИЧ
Хороши охотничьи зори у Азовского моря. Осенью недалеко от села Ялта, на Белосарайских лиманах, немало сизых кряковых селезней, серых шилохвостей, красноголовых нырков, а в Седовке, на родине полярного исследователя Седова и прославленного Людникова, командира героев-солдат, для которых за Волгой земли не было, любой мальчишка укажет на мелкие плесы, богатые широконосками, лысухами и чирками — свистунками и трескунками. В этих селах можно запросто найти бывалого следопыта-старожила, с которым можно спокойно, не опасаясь заблудиться, побродить по густым, занимающим не одну сотню гектаров камышовым зарослям, а потом, слушая охотничью бывальщину, незаметно скоротать темную осеннюю ночь у костра.
Но на такую охоту в донецких городах и в степных райцентрах не ищите спутника — здешние охотники не любят водоплавающих.
Другое дело — перепел! Серо-желтая, маленькая птица с вечно тоскующим зовом: «Пить-пойдем! Пить-пойдем!» — и с трепетным взлетом, — как волнует она. В начале июля перепел еще худ и невзрачен в полете — старые замучены родительскими заботами, молодые еще в росте, — но вот начинается страда, и он не по дням, а по часам начинает жиреть и в воздухе чем-то красиво запохаживается на маленькую дрофу.
Ждановцы об этом времени говорят: «Перепел наливается жиром и плотно сидит». А им можно поверить, они не только прекрасные стендовые стрелки, но и собак для перепелиных охот лучше, чем у них, ни у кого нет. В степном Володарске многие охотники дикого селезня-крякаша вблизи не видели, а перепелов добывать мастера. Ждановцы любят охотиться только вдвоем и чтобы у каждого был породистый сеттер или пойнтер; макеевцы выезжают в степь коллективами по десять-двенадцать человек с двумя чудесными на поиск собаками; а володарцы отыскивают перепелов в одиночку и уж обязательно без помощи четвероногих, они даже утверждают, что в их районе это придает особую прелесть и красоту.