**
Ласковый ветерок разбудил майора. Первое движение причинило ему боль в спине. И пришло понимание - кто он, где он, и что делает. Теплый камень под ладонью подсказал, что лежит оперативник на берегу. А сухая сверху одежда дополнила - давно. Безоблачное небо и солнце, ещё высокое, но не в зените - означали близость к вечеру.
В сидячем положении зона обзора увеличилась. Оказалось, что Кричевский валяется метрах в десяти. Лицом вниз. Но дышит. Майор попробовал встать - это удалось. Подойти к "усачу" - это тоже получилось. А вот перевернуть Кричевского на спину - нет. Тот закричал, негромко, жалобно, тонко, очень похоже на зайца, которого майор подстрелил на своей единственной охоте, ещё в детстве:
- А-а-а-а-а-а...
- Плохо?
- Позвоночник... - прошептал Натан Маркович сквозь кровь, которая текла изо рта.
- Хреново. Отсюда к людям сутки, а то и дольше. Не факт, что я дойду, вообще, - подытожил оценку ситуации Сазонов, со стоном усаживаясь рядом.
- Сдохнуть бы... - провыл Кричевский. - Сил нет терпеть... пристрели...
- Не имею права.
- А если признаюсь... в обмен... на пулю...
Усач смол, перевёл дух, снова заскулил. Майор отвернулся - слушать стоны, умоляющий вой и смотреть на мучения было тяжко. Кричевскому дышалось трудно, воздух входил с бульканьем и выходил с брызгами крови. Глаза Натана Марковича с расширенными до предела зрачками - сочились слезами, как у овчарки, попавшей под грузовик во время задержания подозреваемого. Тогда оперативнику пришлось добить пса самому, потому что кинолог плакал навзрыд, стоя на коленях и умоляя сделать это.
Сазонов вспомнил Ракова, который казался неженкой - ах, тошнило при виде трупов! Да, оперативник закалился, расследуя множества бытовых и заказных убийств. Но сейчас стало невмоготу даже ему.
- Я поднимусь, проверю, что с Проничевым, - уходя от решения, вызвался майор, со стоном встал и побрёл в гору.
Слабое возражение усача он постарался не услышать. Однако и эта хитрость, что называется, "обломилась" - с полгоры весь склон ниже оскудевшего водопада оказался как на ладони. Вода текла поверх генерала, расстёгнутые куртка и рубаха свободно полоскались у головы, а рюкзака с опрометчиво взломанным чемоданчиком нигде не было видно. Ради достоверности Сазонов добрёл к тому, что недавно именовалось Проничевым, попытался за ноги вытянуть на сушу, но сил не хватило.
- Разбился генерал, - поведал он, вернувшись к усачу, - и утонул.
Кричевский открыл глаза, посмотрел на майора бездонными зрачками с тонкой каёмкой радужки, пошевелил губами, выталкивая кровь:
- ... скажу всё... а ты пристрелишь... Идёт...
- Ещё чего!
- Я придумал, Проничев сделал... Какой-то мудак угнал вертушку, на которой мы собрались свалить в Монголию... Пришлось идти пешком... А тут ты... Мы - трупы... Ты - везучий... Шестнадцать миллионов... Судьба... Теперь - стреляй...
Сазонов криво усмехнулся, думая, стоит ли говорить Кричевскому, кто мудак, угнавший "Роторвей", как он добрался к базе отдыха, как вычислил их маршрут? Не решив, он задал усачу вопросы, которые остались неясными:
- По голове тебя били специально?
- Да... подозрения отвести...
- Понятно. А Раков почему доигрался?
- Московский... отстранил... Раков дурак... просил вертолёт... перехватить Проничева... Про меня не знал... А ты везунчик... Богатый...
Майор снова подумал, стоит ли рассказать, что бриллианты, скорее всего, рассеяны по всему ручью? Но сил на злорадство не осталось. Он вложил оружие в руку Кричевского, подпёр его кисть камнем - против отдачи:
- Сам нажимай. Я не палач.
- Не могу... Пожалуйста... - шёпотом взмолился усач.
Жалость выдавила у майора слёзы. "Старею, - с ожесточением подумал он, - сентиментальным стал! Не поддавайся, Сазонов! Потом истолкуют, как убийство! Оно тебе надо?"
Но шёпот пересилил голос разума. Оперативник поднял пистолет к виску Кричевского, отвернулся, резко согнул указательный палец.
Щелчок.
И всё.
Выбросив патрон, Сазонов снова отвернулся.
Щелчок.
Осечка.
Ни один патрон не сработал.
Усач захрипел. Майор нагнулся, чтобы расслышать. Голова кружилась, слабость призывала лечь, и он согласился, не выбирая место, не думая об удобстве для тела. Слова соседа вперемешку с кашлем затекали в уши: