– Почему ты меня в пару выбрал? Я ж из второй тысячи.
– Тренер сказал.
– ???
– Ну тренер считает меня ленивым. А как увидел тебя, говорит: смотри, тебе будет просто стыдно лоботрясничать, пока партнёр вот так убивается на корте.
– Но ты ж сам подошёл, без тренера.
– Тоже идея тренера: говорит, решай сам. Мол, идею он высказал, а дальше дело за мной. Ну я сейчас понимаю, что просто такая уловка была. Если б он сам всё сделал, я бы это как обязаловку воспринял, спустя рукава бы играл. А тут вроде как я сам же попросил. Ты ради меня на испанские турниры ездишь, тратишь время, деньги. Я б свиньёй был, если б не выкладывался.
Нужно сказать, в одиночке у Хосе дела тоже пошли лучше. Во всех трёх наших совместных турнирах он участвовал и в одиночном разряде – и результат: четвертьфинал, полуфинал и финал! Победы, правда, не было, но его тренер говорил, что прогресс налицо. Хосе вроде приближался к топ-200.
Мне тоже, конечно, хотелось в одиночке поиграть, но я крепко держался за стадность, которая принесла мне уже три титула! К тому же мне открылась новая грань мудрости тех двух слов: с ослиным упрямством в одиночке быстро заработаешь травму, а когда в паре, нагрузки вдвое меньше, и в результате – победы без травмы. Бараньи и ослиные качества дают успех только в комбинации друг с другом.
Первый свой челленджер я встретил с волнением и уверенностью. Каждый матч был для меня суперфиналом, каждый розыгрыш мяча я воспринимал как последний в жизни, за каждым мячом я готов был скакать по корту как горный козёл (да, знаю, меня так не обзывали, но просто сравнение в тему пришлось).
Финал, увы, продули. Сначала подвернул ногу я, потом Хосе – невезение какое-то. Но папа и тренер Хосе светились от счастья – ну понять-то можно: одним из наших соперников был игрок, входивший до своей травмы в топ-20. Так-то необидно. Хотя нет, обидно, конечно. Ёлки, финал – и продули!
После матча ко мне подошёл Джон – тот, который бывший топ-20. Я как-то напрягся. Не поймите неправильно, я от стрессов быстро отхожу. Просто, говорю ж, посттравматический синдром какой-то. Как кто-то посторонний хочет мне сказать что-то после матча, я сразу напрягаюсь после того случая.
– Очень самоотверженная игра. Не хочешь поиграть в паре?
– С вами?
Джон кивнул.
У меня не было слов.
– Или ты против?
– Нет, нет, я за. А где?
– В Галле.
– А, окей.
Когда сказал папе, у того округлились глаза:
– С тобой в Галле?
– Да, это челленджер какой-нибудь во Франции.
– Балбес! Это турнир ATP-500 в Германии.
«Ёлки зелёные», – подумал тогда я.
Стоит ли говорить, что все следующие дни я думал только о нашей будущей совместной игре. Хотел даже удвоить тренировки, но тут папа меня осадил, сказав, что травмы мне ещё не хватало. Но, в общем, я был в предвкушении.
Джон был весь такой чемпион. Входил в топ-20! Подумать только! И, может, ещё, думал я, вернётся туда. С его рейтингом мы легко попали в основную сетку. А там уже пришлось несладко – в Галле всем было словно мёдом намазано, собралось немало топов, а тут, на их счастье, мы, несеяные. Но Джон не подкачал.
За эти матчи я научился у него спокойствию и уверенности. Ну не то, чтоб я прям такой непробиваемый стал, но прогресс чувствовался. Впрочем, финал мы продули. Я так и не понял почему. Спросил Джона. Тот лишь улыбнулся:
– Бывает.
Спросил папу, тот посмотрел на меня как на больного:
– Ты финалист Галле! Финалист Галле!
Но финал-то продул…
А потом Джон сказал какую-то дичь:
– На Уимблдон поедешь?
– Я ж во второй тысяче.
– В паре, я имею в виду.
Мне оставалось лишь кивнуть. Уимблдон!!!
О том турнире в Англии потом много говорили. Утверждали, что такого парника, как я, не было в истории. Не по таланту и каким-то супернавыкам, а по… ну вы поняли. Наверное, и везение сыграло роль: первая четвёрка сеяных умудрилась вылететь в первых же матчах. В общем, всё как-то так сложилось. Финал помню смутно. В памяти остались лишь два эпизода. Первый – когда я приготовился в очередной раз подавать, а Джон, громко смеясь, крикнул мне:
– Всё! Всё! Матч окончен.
Я посмотрел на наших соперников – те понуро шли к сетке. Посмотрел на Джона – тот, полуприсев, с выпученными глазами и распростертыми руками прокричал:
– Мы чемпионы Уимблдона!
Я выронил мяч, потом ракетку, бросился к напарнику и крепко обнял его.
Второй момент – во время интервью. Эх… не хочу вспоминать, но ладно, один раз можно. В общем, меня спросили:
– Что способствовало вашему успеху?
А я… ну не подумал, да. Сказал, в общем, как было:
– Просто однажды меня назвали ослоухим бараном.