Что же ему делать теперь с этим компасом? Показать его никому нельзя. В школу принести — тоже нельзя. А если мать еще узнает, что это — ворованная вещь, ему совсем несдобровать! Она же чуть не каждый день твердит ему:
— Будь честным, сынок... Не криви душой и ничего не бери без спроса!
Что же делать? Какой же интерес иметь компас и никому не показывать его?
И Бодан уже жалел о том, что сделал. Как же это так получилось у него? Он же прекрасно знал, что воровство — нехороший, отвратительный поступок! А что бы о нем теперь сказали в школе, — ведь Бодан всегда считался примерным и честным учеником?
«А я не украл, — как бы оправдывался он перед кем-то, — я просто нашел этот компас».
Но другой голос твердил с укоризной:
«Перестань... Если бы ты был честный, ты подошел к Канату и сказал, что у него выпал компас... А ты? Притворился больным, чтобы никто не видел, как ты возьмешь чужую вещь».
Да, второй голос говорил правду. Бодан не мог возразить ему. Теперь он решил во что бы то ни стало избавиться от компаса. Но как?
Бросить компас в воду! Тогда никто ничего не узнает, а если Канат спросит, Бодан скажет ему, что он не видел никакого компаса.
Но перед тем, как бросить компас в речку, Бодан снова посмотрел на него, то поворачивая стрелку, то останавливая ее. Эх, хороша вещичка! Жалко бросить ее!
А что же тогда? Может быть, вернуть Канату, сказав, что нашел около речки? А если он не поверит? Он наверняка вспомнит, как Бодан умолял продать или обменять компас.
С тяжелым сердцем Бодан вернулся домой. Но ему показалось, что все домашние смотрят на него с подозрением. Семилетняя сестренка выбежала Бодану навстречу, думая, что он принес ей ягод из леса. Но Бодан испуганно отшатнулся от нее и постарался обойти ее стороной.
А избалованная сестренка, как назло, прицепилась к Бодану при матери.
— А в кармане что? Ну, покажи. У тебя что-то есть в кармане!
Бодан был готов сквозь землю провалиться от стыда и страха.
— Это не ягода! — ответил он ей сердито. — Ягоды в карман не кладут!
— Ну, покажи! Ну, покажи! — не отставала сестренка.
— Это... это совсем неинтересная вещь! — сказал Бодан, не зная, как ему отвязаться.
Но девочка знала, что Бодан никогда не положит в карман что попало.
— Покажи... Я хочу посмотреть!
— Чего тебе посмотреть?! — вконец, растерялся Бодан. — Там лежат альчики[19]...
— Нет, это не альчики! — ответила девочка. — Это что-то круглое...
Сердце у Бодана стучало, коленки слабели. Он с опасением поглядывал на мать, ожидая, что она вот-вот вмешается в этот разговор... и тогда...
Бодан оттолкнул сестренку и стремглав выбежал на улицу.
Что же теперь будет? Как же теперь поступить? Спрятать компас в то гнездо на дереве? А потом? Отнести его на то место, где он выпал из кармана Каната? А если Канат придет искать его и не найдет? И кто-нибудь другой подберет его!
Бодан чуть не плакал. Только час назад он радовался, глядя на компас. А теперь эта красивая круглая черненькая коробочка, как бельмо на глазу, не давала ему покоя! Что делать, как поступить?!
Мой юный читатель! Может быть, ты подскажешь Бодану, что ему нужно сделать?
1952
МЕТЕЛЬ
Ветер крепчал. В долине началась метель. Вначале было интересно наблюдать, как серебристые снежные вихри, кружась и обгоняя друг друга, неслись по земле. Но чем сильнее был ветер, тем выше и выше поднимались эти вихри, закрывая небо и горизонт.
Наперерез ветру долину в это время пересекал небольшой отряд лыжников, человек десять пионеров во главе с председателем совета отряда Жолдыбеком. Они готовились сегодня к лыжным соревнованиям. С утра воскресенье обещало им ясную тихую погоду, за несколько часов они дошли до мельницы, что в Дараты, и вот теперь возвращались домой...
Жолдыбек идет впереди. Это — крепыш, солидный, смелый. Ему всего четырнадцать лет. Он прокладывает дорогу в глубоких сугробах, определяет маршрут. Шапка его крепко подвязана под подбородком, но сильный ветер морозит, колет. Все они понадеялись на хорошую погоду и вышли в поход налегке.
Изредка Жолдыбек останавливался, чтобы подбодрить идущих сзади. Говорит он коротко и решительно.
А метель все усиливается. Ребята торопятся, идут молча. Только Нуржан иногда подает голос. Сквозь завывание ветра доносится его сердитый голос:
— Жолдыбек! Я нос отморозил!
— Разотри снегом! — отвечает на ходу Жолдыбек.
— Чего? Что ты говоришь? — переспрашивает его Нуржан.
Идущий впереди Нуржана Уркимбай оборачивается с лукавой улыбкой: