– Теперь, с твоей помощью, они к старым эпизодам новый привесят. Тут уж точно получишь по полной…
– Дурак-человек! На фига им это старье? За него наград не дадут. Тем более, я с ними договорился. Они занимаются только Нинкой, а на остальное закрывают глаза. Между прочим, у меня там… – сокамерник понизил голос и заговорил о своих старых подвигах, среди которых были случаи посерьезней, чем расправа над подвернувшейся под горячую руку гражданской женой.
Я перестал его слушать. Я вдруг пожалел, что сам наговорил ему много лишнего. Ничего опасного я, кажется, не сказал, но все равно…
– Слышь, заткнись! Надоел тут трендеть.
– Ты чего, парень? Ты на кого гонишь?!
Сокамерник встал, и я подумал, что с удовольствием засажу ему в башню. Пусть только кинется! Мне очень хотелось подраться. И плевать на последствия.
Но в глазах его плескался страх, и я понял, что драки не будет. Плюнув ему под ноги, я отвернулся.
Так, молча, мы и просидели до шести часов вечера. А потом меня отвели к следователю. Он уже ждал в комнате для допросов, разложив на столе открытый портфель и какие-то протоколы.
– Здравствуйте, Константин Андреевич, – не поднимая голову от бумаг, следователь указал мне на стул и, как только я сел, протянул мне какие-то документы: – Ознакомьтесь, пожалуйста.
Я прочитал и не сразу врубился.
– Что это?
– Постановление о вашем освобождении.
– То есть… как это? – У меня дрогнул голос.
– Предъявлять обвинение мы вам не будем. Распишитесь внизу…А эта копия – вам.
Вместо обычной подписи у меня получилась невзрачная закорючка. Следователь протянул чистый лист:
– Обвинение мы вам не предъявляем, но некоторые вопросы остались. Поэтому я попрошу вас пределы города не покидать и являться по первому вызову. А если вам станет известно что-либо, представляющее для следствия интерес, вы должны немедленно сообщить. В милицию или нам, в прокуратуру. Понятно? Напишите обязательство, что будете выполнять эти условия.
Под его диктовку я нацарапал нужный текст. Следователь начал убирать документы в портфель. На меня он по-прежнему не глядел.
– И когда меня?..
– Прямо сейчас. Не забудьте получить все вещи, которые у вас изымали.
Я до конца не мог поверить, что свободен. Еще четверть часа назад я мысленно видел себя в «Крестах» и представлял, как окажусь в камере, битком набитой насильниками и убийцами. Настоящими насильниками и убийцами. Может, это какая-то хитрость? Этот следователь меня освободил, но сейчас появится новый, который отправит в тюрьму? Допустим, они отказались от обвинения в убийстве Добрынина. Но ведь на обыске краснорожий Петр Сергеевич говорил, что у меня уже есть пара статей…
– А как же нунчаки?
Следователь впервые посмотрел на меня. Взгляд у него был непонятный, какая-то смесь безразличия, тоски и брезгливости.
– Нунчаки не признали холодным оружием. Соединительная цепочка не выдержала испытаний на прочность, да и вес у них слишком легкий.
– Мне их вернут?
– Не борзейте, Константин Андреич! – Следователь щелкнул замками портфеля и встал. – Нунчаки, журналы и нож вам никто не вернет. Вас не станут за это наказывать, но к свободному обороту такие предметы запрещены. Радуйтесь, что все обошлось. И поблагодарите своих друзей из Спорткомитета…
Последние слова он произнес, уже выходя в коридор.
Как только он вышел, заглянул надзиратель.
– Пошли, – сказал он, подбрасывая на ладони связку ключей. – В камере вещи остались?
– Не было у меня ничего.
– Тогда вперед.
Я покидал КПЗ в большем недоумении, чем вселялся в него трое суток назад.
На улице было прохладно, солнце уже опустилось за крыши домов. Я постоял, вдыхая загаженный выхлопными газами воздух, и поспешил к остановке трамвая, чтобы «зайцем», с несколькими пересадками, добраться до дома.
Я позвонил в клуб. Ни Мастера, ни Серого не было, только один младший тренер.
– К вам милиция приезжала?
– Когда? – он явно был не в курсе событий, и я не стал вдаваться в подробности.
– Я скоро приеду. Если Серый появится, скажи, чтоб дождался меня.
После этого я напустил полную ванну горячей воды и полчаса отмокал, избавляясь от запахов камеры. Казалось, я был насквозь ими пропитан и окружающие до конца жизни будут подозрительно на меня коситься, как это делали пассажиры трамвая.
Ледяной душ, которым я закончил принятие ванны, взбодрил меня окончательно. Я растерся махровым полотенцем так, что защипало шею и плечи, надел свежее белье и прошел к телефону. Не успел я взяться за трубку, как аппарат зазвонил. Звонки были длинные, междугородние.