Выбрать главу

+ Отпусти меня, Гелио Исидор. Отпусти, брат мой. +

Рука медленно опустилась, пальцы разжались один за другим. Ариман посмотрел на вторые доспехи, изучая опознавательные детали и оценивая заключенный внутри дух. Комплект оставался неподвижным, но колдун чувствовал, как дух рвется в оковах. На ум пришло его настоящее имя, и он прошептал его вместе с именем брата.

+ Гелио Исидор. Мабиус Ро. +

Оба доспеха разом повернулись к нему.

«Я не буду повелевать ими, ― подумал он. ― Когда-то они были моими братьями, и никогда не станут моими рабами».

+ Оставайтесь здесь, + послал Ариман и попятился к бронзовым дверям. Сервитор тяжелой походкой поплелся следом. Достигнув двери, колдун поднял руку, будто в прощании. Из трупов взвилось пламя, перекидываясь с одного мертвеца на другого, пока не запылал весь тронный зал. Воины Рубрики стояли среди ширящегося огня, на доспехах запузырилась и начала стекать краска. Ариман переступил порог толстой металлической двери и развел руки в стороны, чтобы запереть горящую комнату. Он посмотрел на два комплекта доспехов, которые постепенно превращались в почерневшие статуи среди бушующего пламени.

+ Спите, братья мои, + подумал Ариман, рывком закрыв двери. Братья неподвижно смотрели на него, пока двери не закрылись, и комната превратилась в раскаленную печь.

― Он предаст нас, ― после этих слов Кадин остановился, чтобы увидеть реакцию Тидиаса. Ее не было.

Тидиас склонился над деталями разобранного болтера, его губы безмолвно шевелились, глаза оставались закрытыми. Он был без доспехов, в одной перепоясанной веревкой пепельно-серой робе. Детали сверкали свежей смазкой в свете наполовину сгоревшей свечи, которая парила на медном суспензорном диске. Комната была маленькой, Кадин едва мог вытянуться во весь рост. Потолок был низким, а ведущий внутрь люк ― узким. Истертые до голого металла стены, на которых не осталось ни следа краски или даже ржавчины, были увешаны пергаментными свитками. В комнате не было ни кровати, ни тюфяка, лишь стальной пол и сваленное в углу снаряжение. Кадин чувствовал в слабо циркулирующем воздухе запах оружейной смазки и благовоний. Он неловко пошевельнулся. Ему не нравилась комната Тидиаса, он будто попал в воспоминания, которые предпочел бы забыть.

Губы Тидиаса замерли, и воин открыл настоящий глаз. Индиговая линза бионического ока мигнула, а затем ярко разгорелась. Он медленно перевел взгляд на Кадина.

― Клинки сказали свое слово, вопрос решен, ― произнес Тидиас.

― Астреос…

― Возглавляет нас, ― ответил Тидиас, его голос вдруг стал твердым, будто железо. В свете свечи он внезапно стал казаться старым, когда на его лицо упали глубокие тени. ― Астреос возглавляет нас, и я последую за ним, как и поклялся, когда он вернулся, чтобы вывести нас из пламени, ― он на мгновение замолчал. ― Как поклялся также и ты.

― Но ты сомневаешься в решении, ― ответил Кадин, его доспехи зажужжали, когда он указал на Тидиаса. ― Я видел это на совете.

Тидиас едва заметно пожал плечами и перевел взгляд на детали, разложенные перед ним. Он осторожно потянулся и взял деталь, затем другую, его руки двигались все быстрее, и постепенно, сопровождаемый металлическими щелчками, стал формироваться болтган. Наконец, вставив предохранитель на место, Тидиас безмолвно произнес литанию, положил оружие и поднял глаза.

― У меня было право задавать вопросы, ― сказал Тидиас и покачал головой. ― Больше мне нечего сказать, брат.

Кадин сплюнул и отвернулся. Тидиас никогда ему особо не нравился. Они были братьями, последними из круга братства, но этого было недостаточно.

― Ты не веришь, что нам следует идти этим путем, ― продолжил Кадин. Он почувствовал, как его губы скривились в оскале. Он отвернулся и ткнул в Тидиаса пальцем. ― Я видел. Не лги мне, брат.

Тидиас не шевельнулся, но Кадин ощутил, как что-то изменилось, словно его брат напрягся.

― Ариман украл наши клятвы. Он проходимец, недостойный нашей верности.

― Дело решено, ― повторил Тидиас, и в его голосе послышались ледяные нотки.

― Три, брат, ― Кадин кивнул, проведя рукой по изрытой шрамами поверхности брони. ― Три из тысячи. Вот куда завела нас гордость и пустые слова, ― Тидиас оставался неподвижным, настоящий глаз и пылающая аугметика превратились в непроницаемое черное зеркало для взгляда Кадина. Секунду спустя Кадин облизал губы и продолжил. ― Ты должен лучше всех нас понимать, что произойдет, если мы последуем…