- Так отправляйся за ними, собирай, зажигай.
Эйр встрепенулась.
- Лучше ведь с ними, чем в гордой темноте, правда? Пусть Мечта стоит себе в пыльном углу, Жизнь от того не остановилась. И Реальность... надо не ждать, а творить.
- Душа моя, ты невероятно креативна.
Наконец граф соизволил взъерошить пару раз макушку Эйр, и она рассмеялась.
Но когда обернулась, в кресле уже никого не было.
- Чудик... завтра мы отправимся в путь! - воскликнула Эйр.
- В... какой путь?
- Собирать рассеявшихся жителей Города. И смотреть на звезды.
Нет, все-таки она ее разбила - граф ошибся. Теперь она не ждала, не искала и не загадывала. Теперь Эйр ЖИЛА.
И теперь ее мечта - не хрустальный графин, а россыпь переливающихся осколков, разбросанных по свету.
...
Пока дорога вьется впереди, ни одна история не окончена.
ЗИ 20. Когда Ботинки отправляются в путь
Она любит осколки, знаете. С некоторых пор. С тех пор, как То Самое Зеркало разбилось на куски, блеснув в последних лучах солнца еще один-единственный раз. Разметав амальгамные стекла по свету в росяной траве, в скальных пещерах, на верхушках сосен. И при том - не разбилось, а упрямо вернулось к ней, словно нашептывая: "Не так просто. Тебе от меня не избавиться, но показать меня ты уже никому не сможешь. Ведь ты меня разбила, и все о том знают. Все этого ждали. А я - контрабанда, на которую у тебя нет прав. Смотри и мучайся. Я никогда не буду твоим. И никогда ты меня разбить не сможешь".
Если бы она не верила в глупости, ей не пришлось бы его разбивать и терять башню. Холодный Лес по-прежнему шумел бы за окнами. И Мечта летела бы по небу в сумерки, делала круг в жемчужных облаках и изящно опускалась бы в хрустальную вазу на ночь.
Только безумства не проходят бесследно. Теперь вся ее душа - в осколках, которая вроде бы и дома, а вроде бы и где-то. Осколки сверкают на рассвете, и о них легко пораниться босыми ногами.
Но у нее есть Цветные Ботинки. И она жить без безумств не может.
О, если бы она могла вечно и твердо помнить, что и осколки - прекрасны, что жить - гораздо ценнее всего на свете, что довольно - просто идти и смеяться.
Почему она забывает?
Почему от нового тыка Жизни она заваливается на бок, твердо уверенная, что уже не встанет?
Почему забывает, что Чудовище - это лишь домашнее животное, а не она сама?
Как это жалко.
Однажды ни один сэр не пустит ее на порог, и Королева Ивонн не станет слушать ее бредней, а Одуванчик разлетится пушинками навсегда.
Как смеет она верить в это?
За что ее душа такая взбалмошная? И почему она сама в ней души не чает?..
КЧ 18. Когда Чудовище срывается с цепи
Я очень люблю Эйр. И когда на нее покушаются, я обязательно хочу отомстить. Чтобы разорвать в куски, чтобы никогда больше никто не смел даже криво улыбнуться в ее сторону...
Эйр ругает меня за это, но кто о том в курсе и что это меняет?
Она старается компенсировать мое отношение Уютней. Но это невозможно. Разве можно залечить уютом порванную глотку?
Она извиняется, она дрожит и не спит ночами, но дело сделано: кто-то там истекает кровью. И ничего не попишешь.
Она будет приходить на крыльцо, где теплятся последние свечи, стучать в дверь, приносить грушевые пироги, дымящиеся свежеиспеченным жаром из-под домашнего полотенца, стоять под окнами до полночи и надеяться, что ничто еще не кончено...
Но нормальные люди не приручают чудовищ. Они их сажают на цепь. Эйр знает - она сама виновата. Все эта проклятая Сногсшибательная Искренность и я.
Поэтому она старается не сближаться до той степени, чтоб меня увидели. Но не всегда получается.
Так вышло и с сэрами. Сэр Душек - его унесло ветром дальних земель. У него просто не было времени. Эйр переживала, но... что она могла сделать - сумерки не поймаешь сетью. Сэров осталось два.
Но вот - и второй.
- Все так, как и должно было быть, - шептала Эйр, надламывая стрелу, освобождая плечо и морщась от боли, а горячие слезы тихо текли по слезам, смешиваясь со струйкой алой крови, пропитывающей платье без рукавов. - Я знала, что нужно пользоваться временем, которое было мне отпущено... но и оно закончилось.
Мне кажется, сэр Тиггер не был в курсе, что я существую, хотя я столь часто подбирал крошки печенья под его кухонным столом, когда Эйр разглагольствовала о Жизни или жаловалась на нее.
Но я укусил его. Потому что он обидел Эйр.
Не побольнее. Эйр очень просила не делать этого, но я не сдержался. Это был дежурный укус - чтоб поостерегся.
И он просто выпустил в Эйр стрелу из окна однажды вечером.