– Это почему нельзя принять? – обиделся бард.
– Потому, – в два голоса отрезали Тео с Дереком, а Тео добавила: – У тебя слишком похоронный вид.
– Ну знаете, – начал было бард, потом фыркнул возмущенно. – Да я… Я не просто какой-то безызвестный стихоплетец, я Таллирен, меня каждая собака… Спорю на десять золотых, что после этого вечера нас все запомнят?
– Прирежешь их всех, что ли? – Дерек красноречиво провел пальцем у горла.
– Фу, конечно, нет! Я буду петь!
Гринер украдкой выдохнул. Таллирен же преисполнился энтузиазма.
– Тео, помнишь два года назад, в «Одноглазом кабане» мы устроили потрясающий разгул?
– Ну, Талли, сейчас совсем другая ситуация…
– Да, да, знаю, не хватает вина, гулящих девок и половины нашего бардовского цеха, и еще студентов-алхимиков с петардами, поэтов с сонетами и для контраста пары мрачных астрологов. – Бард махнул рукой. – Того размаха, нам, конечно, не достичь, но хоть что-то мы сделать сможем?
– Не думаю, что…
Но бард и слушать не стал. Ощупал свой мешок, ловким движением распустил завязки… и извлек лютню.
Тео быстро переглянулась с Дереком. Шепнула «надо заткнуть ему рот едой» и, не мешкая, повернулась к Гринеру.
– Парень… эй, парень! Хватит елозить тряпкой по столу, ты его уже, по-моему, отполировал… Как тебя зовут?
– Гри… Гринер, – ответил Гринер и, в общем-то, не сильно погрешил против истины.
– Слушай, Гринер, а долго ждать жаркое?
Тут, видимо, под впечатлением от этих замечательных, интересных и загадочных людей у Гринера проснулось чувство юмора:
– Это зависит от того, нашел ли хозяин среди наших туш достаточно молодую, чтобы можно было подать вам на стол.
Тео преувеличенно горестно шлепнула себя по лбу.
– Да будет проклят мой длинный язык! Мальчик, а есть у вас что-либо удобоваримое, но при этом уже готовое?
– Жареные цыплята! – с триумфом объявил Гринер.
– Неси!
Цыплята оказались хоть куда, а под пиво – совсем хороши, потом подоспело жаркое (хозяин вымученно улыбнулся в ответ на похвалу Тео), полилась музыка, потом в закромах Нобюса нашлось вино, приберегаемое как раз для таких случаев; в таверну потянулись привлеченные смехом и песнями местные. А когда узнали, что их скромную деревушку посетил сам Таллирен, известный бард и песнопевец, обрадовались, как дети, и зазвали в «Лосося» остальную половину деревушки. Бард же, несмотря на совместные старания Тео и Дерека отвлечь его от очередного прославления себя, любимого, к концу вечера так распелся, что его приятели смирились и даже стали подпевать. Дух безудержного веселья проник в таверну «Дикий Лосось», да там и остался.
Гринер без зазрения совести воспользовался занятостью хозяина, и, забросив дела, уселся в уголке, радуясь жизни. Пялился на столичную знаменитость, отхлебывал пиво из кружки и вообще вел себя так, будто существует только настоящее. Он понимал, что завтра получит грандиознейший нагоняй за безделье, но в этот вечер ему было все равно.
В этот вечер он решил стать наемником. Или бардом. Или содержанцем – он не знал, что это такое, но очень хотелось. И еще в этот вечер он увидел самый потрясающий разгул за всю свою предыдущую жизнь.
Тео проснулась с содроганием.
Тело было будто чужое, во рту вяло реагировали друг на друга осадок от пива и осадок от вина, а между передних зубов, кажется, застрял кусочек жареной на вертеле тушки домашней птицы под названием цыпленок.
Мрак.
– Бросаю пить, даже за искусство, – просипела Тео и открыла глаза.
Комната. Незнакомая, вроде в таверне. А что было вчера? Судя по ощущениям – разгул. Тео проверила голосовые связки, тихонько захрипев. Затем, понимая, что прислуги дозваться надо, заранее схватилась за голову, ожидая последующей боли, и заорала:
– Эй!
В голове тут же ухнуло – как и предполагалось.
Гринер с самого раннего утра дежурил под дверью у наемницы, ожидая, пока она проснется и ей понадобится помощь. Его поразила как сама женщина, так и то, что она сумела организовать, имея в активе только одного барда, одного меланхолично-саркастического друга и себя. Услышав ее стон, он тут же распахнул дверь и с радостной, бодрящей, утренней улыбкой вплыл в комнату, всем своим видом выражая желание услужить.
Тео уставилась на паренька, чье лицо казалось смутно знакомым.
– Эй, как тебя там…
– Гринер, миледи.
– Да, Гринер… который час?