- Оуэн... - произнесла она, и голос ее зазвучал призывно. Он покачал головой.
- Я думаю, стоит мне подойти ближе, и ты накинешься, чтобы высосать из меня жизнь, несмотря ни на какие охраняющие меня законы, - ответил он и вгляделся в нее пристальнее. - Ведь твое настоящее тело теперь лежит там, в твоем доме из белого камня, и разлагается, потому что ему не хватает того, что ты сейчас ищешь... и уже скоро начнутся твои вечные муки в объятиях смерти. Я мог бы только пожалеть тебя, Ринель, если бы ты знала, что означает это слово.
Ткани ее лица на глазах потемнели, сливаясь в маску тления, а затем стали распадаться... он поспешно отвернулся. Но голос все еще звал его.
Вскоре призывы сменил бессловесный мучительный вой, который постепенно стихал, и наконец наступила гробовая тишина. Дорога под ногами Оуэна повернула, и теперь перед ним был дом Мирдина.
Вдруг на дорожке появился Кайтай, а рядом с ним - Зельза. Оуэн встал как вкопанный, удивленно глядя на них.
- Оуэн, - начал Кайтай, тонко улыбнувшись. - Подожди.
- Ведь мы с Кайтаем тоже помогали тебе служить Мирдину Велису, заговорила Зельза, радостно улыбаясь. - То, за чем ты сюда шел, уже никому не нужно. Все кончено.
- Волшебник уничтожил всех призраков, которых призвали против него, продолжал Кайтай, - так что считай, нам повезло... он простил нас, потому что мы служили ему. Пойдем отсюда, нам пора в обратный путь.
Оуэн долго вглядывался в лицо Кайтая, затем взгляд его упал на лицо Зельзы и остановился на нем. Оуэн улыбнулся и кивнул.
- Боги, укрепите мне руку! - воскликнул он, замахнувшись топором. Кайтай вскинул руки с диким криком, но лезвие прошло насквозь, и кровь хлынула фонтаном.
Пока Оуэн расправлялся с Кайтаем, Зельза кинулась на него с маленьким кинжалом, но он увернулся и размахнулся снова. Топор почти перерубил ей шею, и она упала с тяжелым стуком.
Он зажал себе кулаком рот и отступил. Холодный ужас сжал его сердце, когда он вновь взглянул на тела, распростертые на дорожке.
Это была одна из ловушек Мирдина. Во всяком случае, должна была быть.
- Слушай, колдун, у меня не было выхода, - закричал он в раскрытую дверь дома. - Ловушка это или нет...
Но два поверженных тела не исчезали, и кровь, растекшаяся ручейками, уже начала всасываться в гравий дорожки. У Оуэна закружилась голова, но он пошел прямо в дверь и дальше, к сверкающей колонне из зеленого камня, на которой стоял череп Мирдина Велиса.
Он шел очень долго.
Чем ближе подходил Оуэн, тем сильнее навстречу ему дул ветер - это был ледяной вихрь, и он становился все холоднее. В лицо хлестал снег, и Оуэн начал тонуть в сугробах. Сквозь метель он увидел, как далеко-далеко, на недоступной ледяной горе, сверкнул зеленый камень колонны. Ему подумалось, что если остановиться на мгновение, то можно будет хоть немного согреться... но он не останавливался.
Теперь его жгло солнце, и идти приходилось по раскаленным, излучавшим жар камням; жара и непереносимый солнечный свет слепили его, а позади, он знал, ждал его прохладный колодец.
Пот градом катился с Оуэна, но он сделал еще шаг, который стоил ему таких же усилий, как добрая сотня шагов в обычной обстановке.
- Ну хватит, чародей, - прокричал Оуэн сквозь горячий встречный ветер. - К чему теперь эти игры?
Внезапно наступила полная темнота.
Мимо проплыло лицо, и на него неподвижно смотрели невидящие глаза... он узнал отца. Выплыли и другие лица. Послышались голоса, словно из его памяти, но как-то странно искаженные.
- Умер, пропал навсегда, навсегда... - говорил отец, - лежу под землей, мертвый, забыв все...
- Жизнь угасла, как свеча, а все хорошее ушло навеки... самое ужасное - это умереть...
Но далеко, в непроглядной тьме, снова мелькнула зеленая вспышка.
Оуэн на ощупь нашел основание колонны, и тут же вновь вспыхнул свет.
Комната была полна теней, и в ней застыла мертвая тишина. Все видения исчезли. Остался только череп, который не сводил своих мерцающих драгоценных камней-глаз с Оуэна и безмолвствовал.
Оуэн встал перед ним, примеряясь топором.
- Послушай, Оуэн из Маррдейла, я достаточно трезво оцениваю происходящее, - вдруг тихо сказал череп.
- Неужели? - помолчав, спросил Оуэн.
- Я знал, что это будет, видел в прозрении, - проговорил череп. - В призрачном виде. Мне уже приходилось бывать в подобных ситуациях, и, надо сказать, я всегда побеждал. Поэтому я решил, что есть смысл в том, чтобы сыграть в эту игру и с тобой.
- Я хорошо понимаю тебя, - ответил Оуэн. - Но тогда ты должен будешь признать, что есть смысл и в том, что делаю я.
- Я пытался подкупить тебя, - продолжал череп, - и я дал бы тебе все, что обещал. И ты об этом еще вспомнишь, когда тебе придется пожалеть о своем выборе. Сейчас же я вижу, что ты победил, и нахожу такое положение довольно забавным. Какой-то рыжий варвар уничтожает плод столь длительного труда и идею такой древности.
- Это и впрямь может показаться немного несправедливым, - согласился Оуэн. Он наклонил голову, выбирая угол удара. - Но с другой стороны, тут уж ничего не поделаешь. И я рад, что ты так хорошо это воспринимаешь.
- Ты недооценил мое упорство, - отвечал череп, - осталось последнее... тебе не быть в безмятежности. Вот с чем ты останешься. Настанут дни, когда ты состаришься, и меньше половины из задуманного тобой будет осуществлено...
- Мне не нравится этот новый поворот, - сказал Оуэн и замахнулся топором.
- ...У тебя выпадут зубы и волосы, тебя перестанут радовать женщины, а твой единственный сын будет с нетерпением ждать конца, чтобы продать землю, оставленную ему тобой...
- Довольно, - крикнул Оуэн и ударил топором по зеленой колонне. Раздался гром, колонна треснула и мгновенно превратилась в груду сверкающих осколков. Череп покатился и оказался в нескольких шагах от нее.
- ...Тебя будут преследовать мысли о могиле, и ты вспомнишь о том, как однажды упустил единственный в жизни случай, когда мог бы стать чем-то большим, чем ты есть. В старости люди меньше заботятся о чести и клятвах: они думают, как бы прожить чуть дольше... И тогда - ты будешь умолять, будешь готов отдать все... за один день юности... А ведь ты мог бы жить вечно молодым...