Выбрать главу

- Об этом лучше не спрашивать, - зашептал Кайтай.

- Здесь хватит на дивный кусочек земли на побережье в Марионской долине... - задумчиво сказал Оуэн.

- Земли! - огрызнулась Зельза.

- Оуэн, завтра мы идем к Мирдину Велису, - сказал Кайтай. - Возможно, после этого нам уже не понадобится никакой земли. Может быть, нам потребуется лишь по полоске с человеческий рост. Я боюсь этого колдуна, дружище.

- Честно говоря, я тоже, - ответил Оуэн, - но сделка есть сделка. По крайней мере, нужно понять, чего он хочет. А пока у нас полные карманы денег и у меня жажда, так что сначала пойдем выпьем по капле, а потом посмотрим великий город и поищем, как в нем можно нагрешить.

- Я уже много чего знаю об этом городе, - сердито сказала Зельза, может, даже слишком много. А вино есть у меня в кибитке, Оуэн.

- Но я родом из Марионской долины, мадам, - ответил Оуэн, - а мы известны тем, что всюду суем свой нос и любим посмотреть мир, бываем то там, то здесь. К тому же я так толком и не видел этого города - я был мальчишкой, когда побывал здесь. Здесь несомненно есть и такие места, которые мальчишке не были интересны.

Кайтай вздохнул. Он заметил безумный блеск глаз Оуэна и вновь с раскаяньем вспомнил день, когда он дал своему другу попробовать заветной травки. Не нужно было много знать, чтобы понять, что жажда Оуэна была желанием вернуть душевный покой и мир, хоть на миг найти забвение в винной чаше. Оуэн искал освобождения от мечты, видения, которое приносит с собой гафта, а Кайтай знал, что такое невозможно.

- А я не хочу смотреть на чужую жизнь, - сказал он. - И город этот мне не нравится. Я не рожден жить среди высоких домов.

- Я тоже, - проговорила Зельза. - Пошли с нами в табор, Оуэн.

- Вы идите, - сказал он, - я приду позже. Ты, Кайтай, можешь попытаться прочесть свою книгу, пока я погуляю по городу. А Зельза пусть снова тебе погадает - Он усмехнулся. - Не бойтесь, я вернусь. Мне не хотелось бы пропустить завтрашнюю встречу.

3

Когда в городе стало темнеть, Кайтай попросил хозяина гостиницы внести в комнату свечи. Он разложил рукописи прямо на деревянном столе и запер дверь. Затем зажег свечи и курильницу с благовониями, от которой пошел странный резкий запах. Кайтай закрыл ставни. Завернувшись в свой истрепанный плащ, он лег грудью на стол, внимательно вглядываясь в полустертые угловатые значки старинной книги. Желтое лицо его оставалось бесстрастным, но пальцы дрожали, когда он время от времени переворачивал листы.

Внизу, перед гостиницей, высоко взвивалось пламя цыганского костра, и нараставшие волны музыки проникали даже сквозь плотно закрытые Кайтаем ставни. Цыгане давали представление для собравшихся в таборе людей - и местных жителей, и пришельцев из разных мест. Разодетые, чопорные люди из западного Парата, стройные, почти нагие темнокожие жители Морских островов в одеяниях из перьев и городские жители: толстые купцы, элегантная знать, ремесленники с учениками, воры-карманники - все были внутри круга. И многие уходили с облегченными кошельками. Одним там предсказывали судьбу, другие смотрели на трюкачей или танцоров или хлопали цыгану, выводившему на помост толстого медведя. Большинство из смотревших представление бросали деньги, а с тех, кто не бросал, легкие на руку цыганки умудрялись все же взять цену каким-либо способом.

Молча глядя на все это, на пороге кибитки стояла Зельза. Она ждала.

А высоко в гостиничной комнате, за закрытыми ставнями, Кайтай бормотал, по временам царапая одно-два словечка на табличке, и переворачивал листы книги.

Луна была низко, и ночная жизнь города наконец замерла. Теперь по табору бродило уже меньше людей. Кайтай в своей комнате откинулся на стуле, глядя на свечи, которые уже почти прогорели. Он глубоко вздохнул и медленно опустил древнюю рукопись обратно в мешок. Затем поднялся, задул все свечи, кроме одной, и раскрыл ставни. Далеко внизу угадывались очертания цыганских повозок. У одной из них он разглядел застывшую фигурку - это была Зельза.

Кайтай вышел из комнаты, прошел по узким коридорчикам и кривым лестницам гостиницы и оказался на улице. Шел он медленно, с опущенной головой, поминутно трогая свой нагрудный амулет.

Зельза услышала его шаги и повернулась навстречу. Зеленым огнем сверкнули ее глаза в темноте ночи, подсвеченной лишь пламенем костра.

- Он скоро придет, твой ненормальный приятель, - сказала она. Она не спрашивала, а утверждала.

- Он не более ненормальный, чем я, - сказал Кайтай. - Я тоже думаю, он вернется. Если, конечно, не получит нож под ребро в каком-нибудь притоне.

- Нет, - ответила Зельза.

- Я верю тебе, - сказал Кайтай, - у тебя, должно быть, особое зрение. Женщины моего народа тоже обладают таким. Но у них это бывает раз в жизни.

- У нас тоже, - резко ответила Зельза. - Только один мужчина открывает это зрение. Неважно, сколько было любовников, мужей, которых ты... но это только для одного.

Кайтай кивнул. Спустя минуту он произнес:

- Он напьется.

- Я и это знаю.

- А в этом виноват я, леди, - сказал Кайтай. - Однажды, не так давно, по моей вине он увидел то, чего ему не надо было видеть. Теперь ему иногда поют призраки.

- Расскажи мне о нем, - попросила Зельза. - Как вы встретились? И где та земля, откуда он родом, эта Марионская долина?

- Я встретил его далеко отсюда, на востоке, - медленно заговорил Кайтай. - Я был совсем один, меня изгнали из моего племени... На это были причины. Он тоже был один, но он обладал сокровищем, которым поделился со мной.

- Что это за сокровище?

Кайтай лукаво усмехнулся:

- Вода, леди. Это было в тех краях, которые люди зовут Пустынными Землями и где мех с водой стоит дороже мешка драгоценностей. Так мы стали братьями. А что до его страны, то я никогда не видал ее, но он временами говорит о ней. Это гористая страна со множеством маленьких долинок. Она находится на побережье, к югу, может быть, за тысячу лиг отсюда. Я думаю, жители его страны похожи на него. Очень вероятно, что они рыжие... признак, который считается несчастливым у моего народа. Они много поют, весьма любят приврать, и если соберутся трое из них, то не обойдется без драки или хвастовства. У них нет ни богатств, ни власти, но они отлично сочиняют стихи.