Я внимательно изучил образец почерка.
— А на мой взгляд, это нацарапал какой-то субъект, едва ли часто упражняющийся в каллиграфии. Вряд ли он долго посещал школу. И этот жаргон…
— Эту записку написал человек, который имеет привычку нанизывать слова в предложения — держу пари, что это профессиональный газетчик. Обратите внимание, что все фразы выстроены в соответствии с определенной логической схемой. И обратите внимание на буквы «эм» и «дабл-ю». Они прямо-таки выдают человека, знакомого со стенографией, даже если он и пишет левой рукой, — сказал Холмс. — Эта записка — подлог самого дурного вкуса, Ватсон. Разве не отвратительно сочинять подобные опусы для того, чтобы разогреть погасший интерес к нераскрытому преступлению?
— Вот вы бы и взялись его раскрыть, — заметил я.
Холмс негодующе фыркнул:
— Я достаточно высоко себя ценю, чтобы тратить время на поиски опьяневшего от крови сутенера.
— Но это же настоящий сумасшедший!
Холмс покачал головой:
— Этот субъект, без сомнения, с патологическими сдвигами в психике, но все же вполне вменяемый. Без сомнения, он знает, чего хочет.
Наш разговор происходил двадцать девятого сентябри утром, в девятом часу. Когда Холмс ушел по своим делам — он вел в то время не очень, в общем-то, интересное дело об установлении личности — на Бейкер-стрит неожиданно приехала Мэри Морстен. Я был рад ее видеть, но она была огорчена отсутствием Холмса, потому что ее школьная подруга срочно нуждалась в помощи. Я все же уговорил дам выпить чаю с кексом, который испекла миссис Хадсон, наша заботливая хозяйка, и изложить свое дело мне — возможно, я сумею справиться с ним не хуже Холмса. Дело, собственно, оказалось пустяковым — Холмс взялся бы за такое разве что из любезности к мисс Морстен, к которой, он знал, я питаю нежные чувства. Подругу Мэри, миссис Уитни, беспокоило исчезновение мужа, однако ничего таинственного в его исчезновении не было. Мистер Уитни — весьма приятный и вполне достойный молодой человек — начитавшись кое-каких книг, увлекся, как экспериментом, курением опиума и, к сожалению, так и не смог прекратить это занятие раньше, чем оно превратилось в пагубную привычку. Он начал пропадать в низкопробных притонах Ист-Энда — миссис Уитни даже знала, какой именно притон он посещает чаще других, но появиться там порядочной женщине было попросту невозможно, и ей была необходима помощь мужчины.
— Зачем же вам ждать Холмса? — спросил я. — Я сейчас же поеду в Ист-Энд и разыщу вашего мужа.
Тут обнаружилось, что я, разумеется, не знаю, как выглядит мистер Уитни, а миссис Уитни в волнении не додумалась привезти с собой фотографию супруга. Пришлось съездить за фотографией к ней в Челси, потом завезти домой мисс Морстен, и было уже очень поздно, когда кэб доставил меня в тот подозрительный район, где находилась опиумокурильня. К моему облегчению, я увидел, что здесь довольно часто попадаются полицейские — видимо, после этого наглого письма, признанного Холмсом подложным, Скотланд-Ярд счел необходимым увеличить количество патрульных. Я с трудом нашел притон, довольно долго, угрожая полицией, толковал с хозяйкой — старухой самого зловещего вида, однако старая карга делала вид, что не понимает, о ком я толкую, и твердила, что изображенного на фотографии человека в жизни не видала. Мне пришлось учинить чуть ли не обыск, чтобы убедиться, что, по крайней мере, сейчас мистера Уитни в притоне нет. Естественно, что на это ушло очень много времени, и когда я вышел на улицу к ожидавшему меня кэбу — кэбмен, кстати сказать, был очень недоволен, что его заставили ждать так долго, — ночь пошла уже на третий час.
Я велел ехать на Бейкер-стрит, но едва мы успели свернуть на ближайшем перекрестке, как нас остановили.
Совпадение было почти невероятным, однако для меня оно оказалось прямо-таки ужасающим: в эту самую ночь произошли еще два убийства, явно совершенные тем, кого уже весь город называл Джеком Потрошителем. Вторую жертву обнаружили совсем недалеко отсюда не более двадцати минут назад.
Остаток ночи и я, и кэбмен провели в полиции. Лестрейд смотрел на меня с неприкрытым подозрением. Я отчетливо понимал, что в его мозгу уже складывается картина: доктор Джон Ватсон — Джек Потрошитель, кэбмен — пособник; осталось только понять, зачем нужно убивать проституток таким жестоким образом.
Холмс, приехавший за мной утром и привезший меня домой, был встревожен.
— Ватсон, — сказал он, когда мы наконец сели за довольно поздний завтрак, — вы попали в очень неприятную ситуацию. Мне так и хочется спросить, где вы были и что делали шестого и тридцать первого августа.