Оказавшись опять посреди орущей толпы покупателей и продавцов, мужчины принялись искать подходящий подарок. Пройдя ряды, где продавали игрушки для взрослых тетенек, у которых имелись богатые дяденьки, то бишь ряды ювелиров и продавцов заморских тканей, они наконец отыскали прилавки с игрушками: простыми и древними, как мир деревянными лошадками, расписными волчками, и дорогими наборами солдатиков, содержащими как простых лучников и копейщиков, так и гвардейцев и боевых магов. С помощью этого набора любой сопливый полководец мог организовать на заднем дворе маленькую войну, единственными жертвами которой стали бы нервы родителей, которым приходилось терпеть истошные крики пехотинцев, гвардейцев и магов. Ну и, разумеется, грязные штаны юного военачальника — первая жертва всех детских войн.
Набор из семидесяти солдатиков понравился всем. Глиняные фигурки, расписанные в строгом соответствии с военной формой солдат урманской армии, выразительные лица и точность мельчайших деталей вооружения. Мужчины переглянулись и молча проголосовали за покупку. Тридцать уртов ларморца перекочевали к счастливому продавцу, уже отчаявшемуся продать столь дорогую игрушку.
— Давайте, я понесу, — предложил Тейрам и взялся за ручку небольшого плетеного сундучка из ивовых прутьев — переносную казарму маленького войска.
— Пошли, — обрадуем нашего сорванца, — сказал Вилт. — Может, все-таки и барабан купим? Мерги покачал головой:
— Его солдатам хватит и дудки! И нам тоже.
— Особенно нам, — добавил Хемилон.
— Как хотите! — недовольно произнес Вилт. Друзья двинулись к выходу. Идя мимо коврового ряда, они неожиданно столкнулись нос к носу со своим старым знакомым Мурсием. Купец в сопровождении двух дюжих молодцев тащил два дангарских ковра. Вернее тащил не он, Мурсий лишь расчищал своей глоткой дорогу своим людям, шагающим сзади.
Увидев Вилта, купец побагровел от ярости и набросился на низкорослого лекаря.
— Ах ты, грязный ублюдок! — заорал Мурсий, повалив коротышку наземь. — Из-за тебя я неделю не мог нормально есть! Но теперь ты мне заплатишь за свою отраву сполна!
Друзья кинулись на помощь Вилту и оттащили от него визжащего торгаша. Тейрам слегка двинул ему под дых, чтобы купец не брызгал на него слюной. Тут же появились городские стражники, расталкивая толпу любопытных
— Что здесь происходит? — обратился усатый стражник к нарушителям порядка.
— Этот шарлатан подсунул мне вместо лекарства какую-то гадость! — начал опять визжать Мурсий. — Из-за нее у меня до сих пор болит живот, и я не могу есть как все обычные люди.
— Врешь, подонок! — в свою очередь заорал лекарь, пытаясь вырваться из крепких рук Тейрама. — Ты жрал как свинья на глазах всего каравана. А теперь утверждаешь, что я виноват в твоем обжорстве!
— Доблестные воины, — обратился к рыночным стражникам торгаш, — на ваших глазах этот шарлатан еще и оскорбляет почтенных людей. И кому из нас вы верите: ему или мне, другу Подгура, всеми уважаемого главы этого рынка?
Стражник, которому не хотелось влезать в споры друзей Подгура, быстро принял решение:
- Городской судья рассудит вас!
— Верно! — обрадовалась жертва лечения. Вилт воспринял это куда более эмоционально, и послал неблагодарного пациента к Турулу, а заодно и всех его друзей.
Мурсий велел своим слугам отнести ковры домой. Остальные, в сопровождении трех стражников и кучки любопытных бездельников, проследовали к восточной границе города. Там располагались суд, городская тюрьма и, казармы одного из городских гарнизонов. Доведя спорщиков до суда, стражники поспешили вернуться на место постоянного кормления, то есть несения службы.
Городской суд размещался в большом недавно отремонтированном розовом здании, в котором большая часть внутреннего пространства была выделена под огромный зал, где и вершилось столичное правосудие. Помещение было поделено невысокими деревянными барьерами на двенадцать площадок, по числу заседающих судей. Судя по тому, что на некоторых площадках все обвиняемые были в кандалах, существовала специализация. Мурсий и Вилт уплатили писцу судебную пошлину в два урта, и тот записал в регистрационную книгу имена и занятие истца и ответчика, а затем определил их к одному из судей по гражданским спорам. Потом написал на дощечке, покрытой воском, суть спора и отдал младшему писцу.