Наиболее вероятными жертвами мага охранники посчитали лекаря, их вспыльчивого нанимателя Мурсия и дангарца. Единственный свободный стол находился как раз между ними, в центре комнаты. Помянув в полголоса Турула, они приказали трактирщику вынести им завтрак на улицу, и вышли, хлопнув дверью.
В трактире повисла напряженная тишина. Ее нарушил Вилт, подошедший к столу Мурсия.
— С тебя два серебряных урта за лечение мага и сирпалида, — громко заявил рыжий лекарь, глядя в глаза опешившего купца. — И десять медяков за твое лечение, — добавил Вилт.
Побагровевший Мурсий уже приготовился послать наглеца подальше, но тут он боковым зрением заметил мага, который гладил свое мерцающее кольцо, пытаясь взять себя в руки. Вспотевший от страха купец смог выдавить только:
— А почему с меня всего десять медяков?
Вилт зычно повторил:
— По урту за мага и сирпалида. А за тебя — десять медяков.
— Я за свою собаку столько же заплатил, когда ее от поноса лечил! — громко сказал Айто компаньонам. От старика не укрылась неприязнь Мурсия к нему и Пимму. За столом засмеялись. Маг только скривил губы в недоброй усмешке. Купец злобно взглянул на Айто, что-то прошипел и бросил на стол деньги. Вилт невозмутимо собрал монеты и вернулся к своему завтраку. Обстановка в трактире несколько разрядилась.
Тотчас же к Мурсию подскочил хозяин заведения и проскулил ему вчерашнюю песню о своей разорившейся семье.
— С вас двадцать уртов, господин! — закончил он свои стенания.
Тут уж багровый торгаш не выдержал и заревел:
— За двадцать уртов я куплю весь твой проклятый трактир и еще останется денег, чтобы нанять тебя чистить твою загаженную конюшню!
Толстяк подскочил, почуяв в Мурсии достойного соперника, и стал тыкать в свободную от мебели часть стены, крича, что ему пришлось выбросить две лавки и четыре табурета. Его тесть, староста села, подтвердит его слова в суде, если потребуется. Да что там староста! Все село на суде подтвердит, что раньше здесь стояли две лавки, а за вон тем столом — четыре табурета. А пока он не заплатит за ущерб, телеги не покинут его двора. Ничего страшного! Им придется подождать всего пол-луны, пока из Алонсы, ближайшего отсюда города, не соизволит приехать выездной судья. Уж он то разберется, стояли здесь табуреты или нет! Не говоря уже о почти новых лавках.
Мурсий, спиной чувствующий обжигающий взгляд раздраженного мага, в ярости швырнул на пол урты и рявкнул:
— Подавись! И убирайся к Турулу со своими лавками!
— Всю жизнь бы давился серебром! — обрадовано прошептал трактирщик, подбирая серебряные монеты.
— Хватит с меня этого вертепа! Через полчаса выезжаем, — крикнул Мурсий и, ругаясь, выскочил во двор.
— Ну, что, сынок! — обратился Айто к жующему Вилту, — есть на земле справедливость или нет?
— Есть, — ответил, чавкая, коротышка, — вот только ее приходится выбивать пивными кружками. За столом опять весело рассмеялись.
— Дядя Вилт, а сколько ты пожертвуешь Киргалу? — спросил любопытный Пимм, демонстрируя деду, что его уроки не пропали даром.
— Я ему уже пожертвовал сорок медяков, — лекарь потрепал отрока по голове.
— Когда?!
— С купца-то я взял за лечение всего десять медяков, хотя должен был взять урт. Разницу Киргал сам заберет из кармана Мурсия.
— Сам?!
— Конечно, не сомневайся! Заберет все, до последнего медяка! Эти боги жаднее любого ростовщика!
— Не путай мне мальца! — рассердился Айто. — Киргалу надо жертвовать своей рукой и из своего кошелька! Ты понял, Пимм? — рука деда привычно метнулась к уху внука.
— Ай! Понял, деда! Дяде Вилту надо было брать три урта!
— Ты считаешь лучше, чем я! — захохотал Вилт. — Вот, держи медяк за правильный ответ!
— Гордись внуком, дед! У него такие, как Мурсий, будут открывать двери покупателям!
— Спасибо, дядя Вилт! — обрадовался монете Пимм. — Деда, а можно, я на него куплю дудочку в Лантаре?
— Покупай, — махнул рукой Айто, польщенный похвалой недомерка.
Перебрасываясь шутками, компания поднялась из-за стола и вышла во двор. Владельцы повозок уже запрягли лошадей и ждали команды Мурсия. Купец, больше всего желавший послать к Турулу всю эту развеселую компанию, лишь горестно вздохнул. Расторгнуть договор с путниками он мог лишь в случае преступных действий с их стороны или заразной болезни. Пожелав им поскорее сдохнуть от холеры, он отдал приказ выступать.