Вот вам парадокс на десерт. Люди просты – а понять их сложно. Каждый идет к своему садовнику по-своему. Он и Тезей, и Минотавр. Вроде бы, имея предпосылки и результаты, просчитать человека –проще пареной репы. На деле все не так. Есть, конечно, какие-то об–щечеловеческие законы, социальные алгоритмы, прочая умная чушь, характерная для разумных прямоходящих. Но я не обладаю ни доста–точным багажом знаний, ни тонкими аналитическими способностя–ми, чтобы брать на себя право рассуждать о подобных материях.
Полковник – великого ума человечище, в одну из наших первых встреч сказал: «Чем больше я знаю о человечестве, тем меньше по–нимаю человека. И наоборот. Очевидные факты говорят меньше, чем парадоксы, домыслы и мифы. Иногда мне кажется, что наука –это свод незнания о человеке».
Я знаю значительно меньше. Поэтому пишу о себе. Я – это то не–многое, что мне известно о человечестве.
13. Дорога всегда одна
Сабж блаженно похрапывал, съежившись на переднем си–денье.
Я решил не останавливаться «У Донахью» и в «Келье пьяного монаха» и почти четыре часа подряд гнал ЗИС по «1969», про–крутив диск с коллекцией альбомов «Stray Cats». Правда, каждый раз отматывал назад, когда начинались свинговые альбомы сет-зеровского оркестра. Обидно было слышать, как этот великий рокабильщик и посредственный свинговый гитарист пере–пел свой же «Stray Cat Strut». Хуже кавера на эту вещь я не слы–шал.
Ветер усилился, и по небу снова побежали дождевые облака. Еще не тучи, но ясно было, что польет неминуемо. Я поднял стекла на дверях, потом, подумав, снова опустил свое и закурил.
– Время пить кофе, – пробормотал Сабж, проснувшись, и выта–щил пачку из моего кармана. Не уверен, что при этом он открыл глаза. – Макс, брат мой во пути, – прикурив, сказал он, – мстится мне, что мы идем со значительным опережением срока. Так ли сие, коллега?
Я усмехнулся и кивнул. Мы действительно на пару часов опере–жали график. А светиться на месте сбора заранее не принято. Я по–думывал завернуть в какой-нибудь пригородный дорожный бар и скоротать время там.
– А давайте-ка, батенька, проедем через заповедник, – предло–жил Сабж. – Пара часов в бизоньей Вальхалле пойдут на пользу на–шим измотанным нервам. Что может быть лучше, чем естественная среда и березовый сок! – Он вдруг подался ко мне всем своим хи–лым телом и проникновенно затараторил: – Скажите, коллега, при–знайтесь честно, не кривя душой: доводилось ли вам пить березо–вый сок, коим славится хозяйка заповедника, супруга преподобно–го отца Михаила?
Я покачал головой. Пить местный березовый сок мне не прихо–дилось. Я вообще не помню, когда в последний раз его пил.
– Как же так! – воскликнул Сабж. – Немедленно, сразу по воз–вращении из трипа пересмотрите классику современного кинемато–графа! Вы узнаете, что тех, кто при жизни не видел моря, на небе на–зывают исключительно лохами. Так вот, коллега, не отведать местно–го березового сока – это хуже, чем не увидеть моря. Это непростительно.
На самом деле теперь я благодарен Сабжу за эту клоунаду. Было бы обидно встретить конец света, не испив березового сока из за–поведника. А в тот момент я подумал, что Сабж предлагает не такой уж плохой способ убить два с лишним часа. И свернул под указатель «Бизоний угол. Заповедник».
Пытаясь спастись от пустоты жизни в Самерсене, кроме алкого–ля я использовал и другие способы, например, периодически совер–шал налет на местную книжную лавку. Это убогое заведеньице ни–когда не пустовало – оно пользовалось популярностью у домохозя–ек Самерсена, которые проводили редкие часы досуга если не у телеэкрана, пережевывая сопли очередной «мыльной оперы», то за чтением женских романов. Понятно, каким товаром была забита единственная самерсенская книжная лавка. И тем не менее после долгих раскопок мне порой удавалось отыскать в самых пыльных уг–лах кое-какое достойное чтиво. К примеру, «Порою нестерпимо хо–чется» Кена Кизи. Вероятно, хозяина лавки надули, подсунув эту вещь как порнографический роман. Когда я оплачивал покупку, он понимающе улыбался. Если бы он подмигнул, я бы сломал ему че–люсть. На правах постоянного покупателя. Но он только улыбался.
Там я нашел и трехтомник Питтсбургского института «История ко–лониальных войн». И хотя никогда не увлекался научно-популярной литературой, «на безрыбье и сам раком встанешь», как любит гова–ривать мой приятель клошар Фрэнки.
Издание оказалось на редкость занудным, так что я пропускал целые главы, а к третьему тому вообще не притронулся. Но кое-что занятное там все-таки было – например, информация об освоении тогда еще Дикого Запада белыми, которые, не ограничившись ис–треблением и принудительной ассимиляцией местных племен, взя–лись за животных, которые аборигенов кормили. Белый человек по–дошел к делу со всей ответственностью, целеустремленностью и смекалкой, и от сотен тысяч голов североамериканских бизонов вскоре (временные рамки до смешного ничтожны) – осталось ме–нее трехсот (sic!). Каковы масштабы! Невольно вспоминаются сло–ва Полковника: «Многие поступки человека заслуживают уважения и восхищения. При этом поступки человечества в целом нередко просто омерзительны».
Лет этак тридцать назад из монастыря Св. Франциска ушел один из монахов. Ушел, что называется, в мир. К слову сказать: единст–венный факт, известный мне о Св. Франциске, это то, что он читал проповеди и отрывки из Библии птичкам, овечкам и прочим божь–им тварям. Убогие, как написано, ближе к Богу.
Так вот, тот монах создал заповедник «Бизоний угол», в котором поголовье животных выросло до нескольких тысяч. Потом отказал–ся от целибата и женился.
Два года подряд, 4 июля, местные фермеры садились на джипы и пересекали границу заповедника. Не покидая машин, они стреля–ли в животных и мчались дальше, оставляя туши лежать на земле. Уговоры не помогали, молитвы не успокаивали, напоминание о Высшем суде вызывало недоумение. Тогда святой отец-франциска–нец отказался от сана, купил пулемет и устроил на следующий День независимости такой фейерверк, что больше обитателей заповед–ника никто не осмеливался беспокоить.
…Сразу за поворотом дорога резко пошла в гору. Первые капли дождя ударили по косой в лобовое стекло, замаячили «дворники». Ржавая пыль на обочинах стала насыщенно красной, как гончарная глина. А трава прижалась к земле так отчаянно и обреченно, как будто с минуты на минуту их разлучат навсегда.
– Хорошо, да? – Сабж кивнул на окно. – Почти как в Эпицентре.
– Тебе кажется, похоже?
– Не сама картинка, брат, а ощущение.
Я кивнул. Потому что думал примерно о том же: все, напоминаю–щее о сиюминутности и неотвратимости, ближе к настоящему. На–верное, потому, что тогда отпадает смысл в символах. И кому как не Сабжу было почувствовать этот момент.
– Дорогу знаешь? – спросил я.
– А тут одна, – улыбаясь чему-то своему, ответил Сабж. – Дорога всегда одна, брат. В этом вся фишка.
14. Березовый сок
– Быть вымирающим видом совсем не плохо. Уверяю вас, ба–тенька, – рассуждал Сабж, размахивая сигаретой и обильно посы–пая салон ЗИСа пеплом.
Мы стояли уже около четверти часа, пережидая, пока большое стадо бизонов пересечет дорогу. А они не торопились, презрительно поглядывая на нас.
– Ты только проникнись, Макс. Вот перед нами идут бизоны, ко–торые все еще считаются вымирающими. Но при этом каждый из них, персонально, так сказать, чувствует себя великолепно. О них заботятся как об умирающих, им выделяют территории для питания и размножения, создают все условия… но, батенька, но! На самом-то деле они вовсе не вымирающие. Вон-вон-вон! Ты только посмот–ри на этот «труп». Да я при жизни никогда так хорошо не выглядел!
Огромный самец с огненно рыжей шкурой словно почувствовал, что на него обратили внимание. Он вдруг остановился перед ЗИСом, окинул его на удивление осмысленным взглядом и пустил мощную струю.
– Вот, а я о чем говорю! – воскликнул Сабж, восхищенно разгля–дывая бизона.