Но как ни жаль мне было терять напарницу, я понимал, что это ее выбор, и влиять на Буги не пытался. Мы ведь и правда были отлич–ными друзьями.
Короче говоря, в ту ночь мы надрались так, что потом пришлось почти час шляться по улице, приходя в себя.
Прошло полгода. Я периодически навещал Буги, подшучивал над ней и поддерживал, как мог. А она забралась в какие-то более или менее экологически чистые дали, купила себе там бунгало и сидела на витаминных диетах. Короче, стала обычной беременной девчон–кой, и мне это почему-то чертовски нравилось. Время от времени я встречал у нее Боно, того самого парня, от которого она забереме–нела. Ничего удивительного, в конце концов, она носила его ребен–ка. Я даже говорил им, что их имена – Буги и Боно – почти лейбл, и им надо грабить банки, как делали Бонни и Клайд.
Хотя, должен признаться, этот парень мне сразу не понравился. Разумеется, виду я не подал, но никак не мог понять, какого черта Буги нашла в нем.
Они познакомились где-то в Майами, где Боно работал стрипти–зером и подрабатывал в эскорт-организациях. Скорее всего Буги обратила внимание на его тело. Боно был этаким ухоженным мачо: прическа, одежда, все дела. И в первые дни общался со мной свы–сока. Любому другому я за такое просто сломал бы челюсть. Но Бо–но был избранником моей напарницы, и я старался делать вид, что мне все по фигу, хотя в глубине души считал этого парня самодо–вольным ублюдком. «На самом деле он хороший, это только мас–ка», – сказала мне Буги, когда я однажды осторожно выказал со–мнения по поводу Боно. И все-таки мне было за нее неспокойно. Как, наверное, любому брату, чья сестра делает сомнительный вы–бор. Но, говорил я себе, ты ей не брат, так что не суйся в ее жизнь.
А однажды, когда Боно не было поблизости, Буги сказала мне:
– Макс, я знаю, ты не очень хорошо относишься к Боно, но… Он стал мне очень близок. Ближе, чем я ожидала.
Не могу сказать, что меня это удивило, наверное, я все уже дав–но понял.
– Ну, тогда в добрый путь, сестренка. С возвращением в славный гетеросексуальный мир.
– Ты подонок, Макс, – ответила Буги и рассмеялась.
Потом мы с ней гуляли по берегу, и Буги была прекрасна. Бере–менность ей явно шла.
Один из трипов в Эпицентр затянулся почти на месяц. Это нор–мально, бывали куда более долгие заплывы. Сабж рассказывал, что однажды ему пришлось просидеть за стеной почти полгода.
Когда я вернулся, Буги была, по моим подсчетам, уже на седьмом месяце. Само собой, я тут же отправился к ней в экологически безо–пасную даль.
Но бунгало оказалось заперто на все замки и выглядело забро–шенным. Я забеспокоился, начал бегать по соседям, узнавать, в чем дело…
Буги лежала в местной больнице. За неделю до моего возвращения из трипа у нее случился выкидыш. Врачи сказали, что второй попытки ее организм может не выдержать и шансов родить здорового ребенка у нее практически нет. Уверен, что это результат трипов в Эпицентр.
Я приперся в больницу, увешанный, как гавайский болван, цве–тами и пакетами с фруктами. Выглядела Буги жутко, как будто не спала несколько суток: с синими кругами под глазами, бледная, по–старевшая. При виде меня она разревелась. А потом, как заведен–ная, повторяла, что убила своего ребенка. Я пытался объяснить ей, что она здесь ни при чем и ребенка убил Эпицентр, что надо найти силы жить дальше. Короче, нес банальности, потому что мне нечего было сказать.
Когда я уже собрался уходить, Буги сообщила, что Боно бросил ее. Вскоре после того, как у нее случился выкидыш. Она искала уте–шения, ей нужны были помощь и тепло, и она рассказала ему все: про Эпицентр, про то, как и чем жила раньше, про то, что считает причиной выкидыша. А он… Нет, он не стал устраивать скандал, он просто заявил, что если бы знал все это, то вообще не стал бы с ней связываться. А потом развернулся и ушел – как раз тогда, когда моя сильная сестренка перестала быть сильной, когда ей понадобилась поддержка… Его поддержка. Единственного человека, которого она, похоже, по-настоящему полюбила. Ведь любовь всегда ходит рука об руку с легким помешательством и запросто превращается в безумие. Думая об этом в тот вечер, я даже не подозревал, насколь–ко близок к правде.
– Хочешь, я найду его? – спросил я.
– Нет, – Буги покачала головой и улыбнулась так, что мое сердце чуть не разорвалось от жалости, – он просто… Просто дурак, Макс. Пусть живет. Ведь это я во всем виновата. Если бы я не потеряла ре–бенка, если б не рассказала ему обо всем…
– Он не стоит даже твоей перхоти. Честное слово!
– Любовь, Макс, – Буги отвернулась к окну, и я больше не видел ее лица в тот вечер, – не дрессированная собака, которая бежит ту–да, куда приказали. Я надеюсь… Я надеюсь, что пройдет немного вре–мени, и мы снова сможем быть вместе… Ты прав, надо просто ждать.
А потом я совершил самую большую ошибку в своей жизни. Я оты–скал Боно. Нет, я не собирался его трогать, просто хотел посмотреть, как ему живется после того, как он бросил Буги и она стала такой, ка–кой я увидел ее в клинике…
Жилось ему прекрасно. Я три дня ходил за ним хвостом по Майа–ми, не веря, что человек после такого может запросто вернуться к прежней жизни. А он расхаживал по городу, встречался с друзьями, пил, ходил на вечеринки, катался на серфе, снимал девчонок. Он был весел, этот малый, и чертовски жизнелюбив.
Однажды я здорово надрался в местном баре, а потом там по–явился Боно со своими дружками. Я сидел и смотрел, как он радует–ся, смотрел и пил. И в какой-то момент перестал себя контролиро–вать. Я подскочил к их столику, что-то кричал ему, говорил про вы–черкнутый из памяти эпизод, нес околесицу. И вдруг этот ублюдок меня ударил… По большому счету, он правильно сделал, у него про–сто не оставалось вариантов, он ведь не знал обо мне почти ниче–го, так – родственник девчонки, которую он совсем недавно кинул. Да к тому же еще и пьяный в лоскуты.
Беда в том, что даже пьяный я смог уложить и его и всех его при–ятелей, а потом уйти огородами.
Кто же мог предполагать, что у этого качка окажется слабое сердце? Его не довезли до больницы, он умер в машине «скорой помощи».
На следующий день я позвонил Буги и обо всем рассказал. Она ничего не ответила. Просто повесила трубку.
Прошло еще полгода, может, чуть меньше. С Буги я не виделся. Не знал, как и что нам сказать друг другу после той последней встречи в больнице. От Жака, отправляясь в очередной трип и переправляясь через реку в районе Кройцберга, я узнал, что она выписалась из боль–ницы и уехала из того городка. Выходит, решил я для себя, и она не го–рит желанием со мной общаться. Иначе давно бы позвонила. Я наде–ялся, что пройдет время и все снова станет как прежде. Мне не хвата–ло напарника, а еще больше не хватало друга. Моей сестренки Буги.
В тот день я возвращался по Большому кольцу. Сутки назад мы вышли из-за Кордона, и я полдня провалялся в гостиничном номере в Мехико, принимая адаптационные средства. Процесс, когда орга–низм нехотя возвращается в норму, – весьма неприятный: понос и изматывающая рвота выхолащивают тебя до такой степени, что по–том ты можешь только спать и встаешь, ощущая что-то похожее на абстинентный синдром. Упадок сил – как бесплатное приложение за счет организации-заказчика.
В таком вот состоянии я свернул с Большого кольца в сторону Кройцберга. Стандартный маршрут. Я мечтал только об одном – до–браться до своей берлоги и минимум на неделю впасть в анабиоз, отъедаясь и восстанавливая силы. Иногда этот процесс занимал и больше времени, в зависимости от степени потрепанности, с кото–рой ты выбрался из Эпицентра.
Было поздно. Глаза болели и слезились от яркого дневного света (у меня так всегда после трипов), поэтому я выехал в ночь.