Донателло стоял перед ним, не в силах отвести глаз и чувствовал, как взгляд человека давит грудь. Дон стал задыхаться и, потеряв равновесие, упал на землю.
Он отвел взгляд и заговорил.
Сначала его голос шелестел как слабый ветерок, затем зазвучал, как музыка, как хоровое пение — и Дон понял, что музыка спрашивает:
— Чего ты хочешь?
Дон упал перед ним на колени и принялся торопливо рассказывать о жизни на этой планете.
Человек снова обратил на него свои бездонные глаза. Его взгляд с силой давил на Дона, и он решил, что настал час его гибели.
Человек сделал ему знак подойти.
Мгновение Дон колебался, но все-таки шагнул вперед. Когда он приблизился, человек отвел от него взгляд и показал тыльную сторону своей ладони.
Голосом Души музыка сказала:
— Смотри!
Посреди ладони зияла круглая дыра.
— Смотри! — услышал Дон снова.
Он заглянул в дыру и увидел самого себя! Он был очень стар и дряхл, бежал из последних сил, пытаясь скрыться от настигающих его огненных искр. Три из них все-таки попали в него: две в голову, одна — в левое плечо. Его фигурка в дыре мгновенно выпрямилась — и тут же исчезла вместе с дырой. Человек смотрел на Дона. Его глаза были так близко, что Дон понял: рев и грохот, которые он слышал прежде, исходили от них.
Постепенно глаза затихли и стали подобны двум неподвижным озерам, переливающимся золотыми и черными искрами.
Он опять отвел взгляд и вдруг прыгнул, как гигантский кузнечик — сразу метров на пятьдесят! Потом еще раз, еще — и исчез.
— Где ты? — прошептал Донателло и огляделся по сторонам.
Человек протянул ему руку. Дон подумал, что он просит ее вытереть. Вместо этого человек схватил Дона за левую ладонь и быстрым движением широко развел средний и безымянный пальцы. Вонзив кончик ножа точно между ними, он одним ударом рассек кожу вдоль безымянного пальца.
Действовал он с такой ловкостью и проворством, что, когда Дон одернул руку, на ней уже сочился кровью глубокий порез.
Человек снова схватил его ладонь, поднес ее к чаше, стоящей на земле и стал жать и тискать, чтобы кровь текла сильнее. Рука занемела. Дон был в шоке: его знобило, все тело стало ледяным, грудь сдавило, в ушах звенело. Земля ушла из-под ног, и он понял, что теряет сознание.
Человек выпустил его ладонь и принялся помешивать в чаше.
Придя в себя, Дон очень рассердился на него, и только через несколько минут к нему вернулось самообладание.
Человек тем временем обложил костер тремя камнями, установил на них чашу, кинул в смесь что-то вроде большого куска клея, влил ковш воды и оставил кипеть. Запах у дурмана был специфичен, а когда к нему добавился едкий запах кипящего клея, получилась такая вонь, что Дона едва не стошнило. Пока смесь кипела, оба неподвижно сидели перед костром.
Временами ветер дул в сторону Дона, вонь обволакивала его, и ему приходилось задерживать дыхание.
Человек достал из своей сумки вырезанную из корня дерева фигурку. Он осторожно передал ее Дону и велел опустить в чашу, но не обжечь пальцев. Фигурка мягко скользнула в кипящее варево.
Человек вынул нож, и Дон решил было, что он собрался снова пустить ему кровь, но вместо этого он, подтолкнув фигурку острием, утопил ее. Какое-то время человек наблюдал, как кипит варево, затем принялся чистить ступку. Дон помог ему. Когда закончили, варево все кипело. Кипело всю долгую ночь. К рассвету фигурка казалась залакированной. В ее поблескивании было что-то страшное и загадочное. Незнакомец попросил снять фигурку. Затем вручил Дону сумку.
— Спрячь свое отражение в сумку, закрой ее,— сказал человек и отвернулся.
Когда Донателло спрятал фигурку, он дал ему сетчатый мешочек и велел поставить в него горшок.
— Пойдем со мной! — сказал он.
Человек взял с собой стеклянную банку и небольшой корень. Они поднялись на холм, ожидая появления в небе утренней звезды.
— Корень надо посадить на вершине этого холма, в том месте, которое придется тебе по душе! — сказал Дону человек.
— А где оно? — спросил Дон.— Это место...
— Этого я не знаю. Посади, где сам захочешь. Только ухаживай за ней, как следует. Чтобы эта планета получила животворящую силу Будды, ты должен эту травку выходить... Ты и твои друзья... Потому что эта травка...,— тут человек неожиданно умолк.
На небе появилась утренняя звезда, наступал рассвет.
— Но ведь я не смогу регулярно за ней ухаживать,— возразил Дон.
— Если ты захочешь спасти живое на земле — сможешь! Другого выхода нет!
— Может быть, в мое отсутствие ты сам за ней присмотришь? — спросил Дон.
— Это невозможно,— ответил человек.
Потом помолчав, добавил:
— Когда появятся семена, можно быть совсем уверенным только тогда.
Он посмотрел на небо.
— Яму копай руками, а когда окончишь, выкопай вторую яму, тоже руками, и вылей в нее клей из чаши. Чашу разбей и глубоко закопай где-нибудь подальше. Потом достань «отражение» зажми его между пальцами, где у тебя ранка, стань на то место, где вылил клей, и прикоснись к ростку шипом «отражения». Подумай в тот миг обо мне... Стань на колени, чтобы рука и душа не дрогнула и чтобы шип не сломался. Делай все осторожно. Ведь эта трава проросла из твоей черепашьей плазмы... А корень тебе уже не пригодится.
— Нужно ли говорить какие-нибудь слова? — спросил Донателло, опускаясь на колени.
— Я сам скажу их за тебя,— ответил человек,— ищи свободу, а если веришь, что уже обрел ее, иди дальше в поисках вечного ее обновления. Давай договоримся о пароле, чтобы мы всегда могли узнать друг друга даже в кромешной тьме, если нам еще суждено с тобой встретиться. Этот пароль — свобода.
Человек исчез, будто и не было.
Донателло не успел спросить его имени, но был уверен, что разговаривал с Великим Буддой.
Он вздохнул, закрыл и снова открыл глаза.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Дон увидел свет. Слепящий глаза яркий утренний свет огромного солнца.
Донателло лежал на спине. На палубе огромного белого корабля, плывущего по бескрайним просторам Вселенной. Волны ласкались о борт, разбивались сотнями осколков, звенящих на солнце брызг.
Донателло повернулся и увидел сидящих в капитанской каюте своих друзей.
Лео, Микки, Раф — все были целы и невредимы. Раф что-то оживленно рассказывал, размахивая руками и указывая толстым пальцем в небо.
Дон больше не удивлялся.
Не удивлялся ничему, никаким переменам ни внутри, ни снаружи, никаким превращениям и преобразованиям в пространстве и во времени. Он принимал все. И верил, ни о чем не спрашивая.
Он любил небо. Он любил солнце. Он любил всех какой-то новой, неожиданной для его черепашьей души любовью.
Дон огляделся вокруг и увидел стоящую на круглом столе огромную бутыль, привезенную Рафом с Гавайских островов. Бутылка была открыта. Из нее шел дым. Рядом лежала карта с изображением той части земли, на берегу которой черепахи отложили свои первые коконы. Вся береговая линия была усеяна, заселена разноцветными кругами разной величины. Только теперь Дон разглядел едва заметное, почти неуловимое движение этих цветных шаров.
Это была карта звездного неба с изображением различных планет и Галактик, звезд, астероидов. Где-то у самого края листа желтела маленькая точка, напоминающая заключенную в тонкую скорлупу черепашьей плазмы, из которой возникла жизнь. Это была Земля.
В тот же миг Донателло услышал внутри себя какой-то тихий кристально-чистый голос. Это был голос его живой души.
Она пела:
— Весна ушла,
С лоянцами простясь.
Ей на ветру
Ветвями машет ива
Сверкнет
На листьях орхидей роса,
И кажется —
Стоят они в слезах...
И грустно на душе,
И сиротливо.
Донателло улыбнулся и прошептал чуть слышно:
— Итак... пароль — свобода...