- К дочери, - подтвердил он, поражаясь спокойствию собственного голоса, - к Эрике Рубинштейн, проработавшей с нами несколько месяцев… Это не шутка, не метафора и не бред, а всего лишь правда.
Шершавый нос Октавы обнюхал его ладонь и исчез – коротко тявкнув, собака уселась возле хозяйской ноги. Николь, завязывая на талии шёлковый пояс, опомнилась первой, мудро и деловито:
- Пожалуй, я сварю всем кофе. И вообще побуду в кухне.
- Спасибо, - машинально отозвался Алекс, благодарный за понятливость. Не то, чтобы девушка была ему неприятна – скорее наоборот, но знакомство ещё не продлилось достаточно времени, чтобы переходить к неформальным секретам.
Когда актриса ушла, молчание вновь затянулось.
- Это действительно не бред и не шутка? – переспросил Абрахам под звуки кухонной возни. - Как же так могло случиться?
Наверное, он был единственным, кто продолжал мыслить рационально. Дэн переживал сказанное по-своему: молча и всё ещё с недоверием в глазах.
- А как что-либо случается в юности? - буркнул режиссёр, пожимая плечами. - У каждого человека имеются тайны и беспечная молодость. Проблема в том, что о своих я никогда не рассказывал.
Из кухни послышался плеск воды и приглушённый щелчок дверцы холодильника – быстро адаптировавшаяся Николь честно старалась избежать неловкой сцены. Алекс по привычке глянул на наручные часы и тут же вспомнил, что снял их накануне.
- Вряд ли нам придётся ещё спать сегодня, ребята, - заключил он секунду спустя, - а я должен вам кое-какие объяснения…
* * *
- Остановите здесь, пожалуйста, я выйду раньше.
- Да, но вы сказали…
- Я передумала, что такого? Остановите вот на углу, меня он вполне устраивает.
Ворча себе под нос, таксист покорно выполнил требование – в нём явно говорило профессиональное занудство от уменьшения счёта. Эрика оплатила поездку, убрала в карман скомканные влажные салфетки, которыми пыталась привести лицо в порядок и, взявшись за длинный ремень сумки, вышла из автомобиля. Тот, заразившись бурчанием от водителя, демонстративно развернулся и уехал, оставив девушку в полном одиночестве где-то на Блик стрит. Именно Блик стрит? Ну да, стоило пожить в Эйвери-маунтин месяц-другой, чтобы научиться понимать хитросплетение его улиц. Кажется, за поворотом находится выход к центру и одна из облагороженных площадей с рядами скамеечек… А ещё дальше – станция метро, ветка аж до Соммер-гарден.
Выбросив салфетки в ближайшую урну, Эрика пошла вперёд. Город в пять утра был сонным, но не спящим – он бодрствовал и при закрытом метро с пустыми улицами. Излучал комфорт, столь необходимый душе, но недоступный. Слёзы давно высохли, их остатки стёрлись, и лицо наверняка представляло жалкую картину, но собственная внешность не заботила. Дорожная сумка шлёпала по бедру, отмеряя быстрые шаги, и девушка охотно занялась их подсчётом.
«Ты найдёшь нужные слова», - предрекал Виктор в недалёком прошлом…
Зачем она уехала? Двадцать минут назад, когда такси покидало Стрейт рут, всё казалось таким правильным, а теперь… Холодный свежий воздух действовал мобилизующе – или то была спонтанная прогулка? Шок от ночного открытия стал чуть менее болезненным и острым. Собираясь вначале добраться до небезызвестного «Кьюб Отель», где началась городская эпопея, Эрика по дороге передумала и решила пройтись. Два образа в голове – знакомого лишь по описаниям папы Джимми и широко известного режиссёра Алекса – никак не желали сливаться воедино. Но и разогнать их по углам тоже не получалось.
«Ты тянешься к хорошему человеку», - убеждала мама.
Нашла, нечего сказать… Потянулась. Так долго он был у неё под самым носом и чего-то ждал! Разве не глупо? Разве не подло? Лента событий прокрутилась назад – к первой встрече, оставившей после себя шлейф смутного удивления, похожий на незнакомые специи. Или наоборот, слишком знакомые? Бредя по тротуару, Эрика вдруг с ужасом поняла, что болезненного шока удалось бы избежать – стоило рассказать матери подробности театрального знакомства, назвать имя режиссёра… Луиза, любопытная, как всякий нормальный человек, полезла бы в Интернет, искать информацию о постановщике и его работах. Увидела бы фотографии… Так ли Джимми-Алекс изменился внешне? Рука полезла в карман куртки, за доказательством.
- Вот чёрт.
Оба снимка, брошенные на кровать, остались в покинутом доме. Эрика замерла под ярко-оранжевым фонарём, не зная, жалеть себя, любимую, или ругать. На секунду пришла идея направиться в аэропорт, чтобы через какую-нибудь пару часов сидеть в самолёте до Нью-Йорка, но… Это было бы совсем дико, её не ждут раньше вечера воскресенья. Луиза, чего доброго, сама переполошится и Виктора заодно взбудоражит. Ох, а ведь надо придумать, что им сказать… И перед Дэном неудобно.
Пятнадцать шагов до следующего фонаря – девушка, пересилив себя, пошла дальше. Внутренний взор стоп-кадром запечатлел полные отчаяния глаза Алекса
Джимми?
и едва видимые шрамы на руке.
«Знаешь, как в двадцать один решаются проблемы?»
Она не знала и старалась не думать о таком. Неужели классный человек с образцовой выдержкой и достоинством когда-то вёл себя опрометчиво? Ну, да без опрометчивости и не умнеют, верно? Три параллельных линии… Алекс периодически сновал по театру в футболке, восхищая дам отличной мускулатурой, но Эрика поймала себя на том, что ни разу не присмотрелась к его рукам. А даже если бы и присмотрелась? Отметины вполне могли сойти за следы собачьих когтей, и наверняка режиссёр списал бы всё на игры с доберманом.
Или другим и правда списывал? Обычные самоубийцы, согласно фильмам, режут не локти, а запястья…
Блик стрит кончилась – впереди шёл кольцевой разъезд с маленьким сквериком и набором длинных скамеек по кругу. Девушка пересекла дорогу, приблизившись к деревянным сиденьям и опустившись на одно из них вместе с сумкой. Новое озарение было сродни молнии – что, если бы они с Алексом
отцом?
давали интервью на телевидении, а с Эйбом – на радио? Если бы пункты поменялись местами, и Луиза случайно выбрала бы нужный канал в нужное время…