Запрокинув голову, он смеялся и плакал. Приближение катеров стёрлось из памяти, смазалось в цельный туман, откуда торчали фрагментами голоса, белые-белые коридоры и пучки круглых ламп. Лица в масках… Перепуганные Абрахам и Дэн, бегущие вслед за лицами… Они не должны были исчезать, но удерживать их перед глазами не получалось.
- Я же говорил, что всё закончится хорошо, - прохрипел Алекс, разрешая туману унести себя…
Примечание к части [83],[84] Популярные во всём мире молодёжные субкультуры, в основе которых лежит создание некоего образа – исторического или полностью выдуманного.
Глава 18. Шанс
Леонард Спаркс всегда считал себя умным и довольно сообразительным человеком. Качества эти не обсуждались.
Вряд ли он бы сделал карьеру медика, не обладая нужными чертами, правда? Вряд ли бы провёл столько операций и написал научные труды, освещая профессиональную дорогу новому поколению. Вряд ли бы о нём самом писали и говорили исключительно в превосходной степени, как и о талантливой жене, которая достигла не меньшего. Успех и благополучие были своего рода почётным призом за неустанный труд и самосовершенствование. Придёт день – и точно так же наверняка заговорят о Дэниеле: второй хирург в семье, а может, и с приставкой «нейро-», будет хорошей данью традициям…
Леонард Спаркс считал себя умным человеком. Но убеждения не спасли его от ошибки.
Перевернув семейную налаженность, сын по необъяснимой причине выбрал театр. Шагнул с проторенной поколениями дороги на узкую петляющую тропинку без чётких ориентиров. Сперва это нервировало, потом – раздражало. Под конец уже сводило с ума. Для Леонарда была только одна истина и одно направление, в котором существуют книги, знания, строжайшие запреты и вечная дисциплина. Так внушил ему собственный отец, тоже доктор, а тому – его отец, выдающийся профессор. Всё было предначертано и расписано, но, видимо, сказочная тройка обладала магией и в реальности – четвёртого поколения медиков судьба просто не выдержала.
Леонард полагал, что система незыблема, но тяга к контролю сыграла с ним злую шутку…
Когда Анжела впервые вышла из образа достойной тихой супруги? Наверное, в день бегства сына из Гринплейс – вынужденного и не особо добровольного. Доктор Спаркс отлично помнил хруст каблуков по разбитой статуэтке – дражайшая половина сдвинула ногой осколки и подошла к стеклянному столику возле стены. Бредовая мысль – что мебели сейчас не поздоровится – возникла на миг и исчезла. Анжела спокойно подняла пальто, облизала губы и затем посмотрела на мужа.
И стало вдруг очень неуютно.
- Ты говорил, я потворствую его глупостям, но, похоже, я год за годом потакала твоей вздорности, милый, - заметила женщина, - если с Дэнни что-нибудь случится, я никогда тебя не прощу.
Леонард невозмутимо изогнул бровь и, палец за пальцем, начал стягивать перчатки.
- Не вешай на меня вину за личные гипотезы, Энжи. Он вернётся сегодня, а максимум – завтра.
Сын, однако, вернулся только через неделю – собрать вещи. И доктор Спаркс никогда не отваживался признаться себе, что неуютное чувство, мучившее те несколько дней, было страхом. Не за возможную ссору с женой, нет – явление носило временный характер. А тревожился он за Дэниела…
Позднее на годы растянулась абсурдная игра в полное или частичное игнорирование. Когда-то Леонарду нравилось ходить на спектакли и получать максимум эстетического удовольствия – даже в ситуациях, если телефонные звонки с работы вырывали прямо из зрительного зала. Он любил светскую информированность и болтовню с коллегами о новостях культуры… Это было особой разновидностью лоска. Но принять, что родной сын отринул систему и, бросив Сент-Мэри, подался в театралы? О каком таком лоске идёт речь? Это неслыханно!
- Это неслыханно, - повторял себе мужчина, старательно избегая встреч и контактов с Дэниелом.
Как будто без него удавалось притворяться… Без него и напоминаний. Анжела стала проводником между супругом и ребёнком. Персонал госпиталя не лез расспрашивать – и на том спасибо. Шло время. Прежде Леонард верил, что сила духа и терпение способны, повлияв на дело, всё исправить: ладно, наиграется и набалуется… Где он там сидит? В костюмерной? Позор на всю фамилию, но ладно… Это займёт от силы несколько месяцев, пока можно обратить неприязнь на искусство в целом и несравненного Александра или Алекса, как его называют, Гаррета в частности.
А что дальше?
Костюмерная не стала пожизненным заключением – Анжела, собравшая материнский энтузиазм воедино, бывала в театре и следила за успехами сына. Леонард на её отчёты и предложения лишь дёргал плечами и снова изгибал бровь: что-что? Визит на репетицию? Нет, завтра на нём держится всё отделение, и ничего не выйдет. Что? Дэниел перевёлся в осветители? Как угодно – по крайней мере, это более подобающая работа, в отличие от возни с грудой тряпья. Ах, закулисная команда мила… Но ему-то наплевать, если честно.
- Лео, хватит, - просила миссис Спаркс в конце звенящих напряжением диалогов, - ради бога, хватит. Так, как ты хотел, уже никогда не будет, смирись.
Леонард на финальную фразу демонстративно хмыкал и менял тему беседы. Природа наградила Дэниела упрямством, но и отцу великодушно отмерила. Смирится он, как же…
Иногда, впрочем, упрямство давало сбой. Проезжая по Корт Сквер, мужчина притормаживал ненадолго возле театра и хмуро косился на великолепный фасад. В такие дни глубоко внутри начинало скрести ощущение собственной никчёмности и неправильности. Тихое, трусливое… Все ведь очень плохо и по-дурацки, да? Но почему настолько трудно признаться в этом? Не считаясь с распорядком, доктор Спаркс сидел, обняв руль и глядя на балконную галерею. Он чувствовал себя идиотом. А потом сомнения отступали, уподобившись холодной покорной волне. И всё начиналось заново. Сколько приглашений он отверг? Сколько раз не побывал на Кранберри стрит, где сын теперь жил? И удивительно – тому бы полагалось игнорировать родителя после давних событий в Гринплейс, но нет: Дэниел предпринимал попытку за попыткой вернуть отцовское внимание к себе.
Они встречались урывками – случайно и коротко, без вдумчивых признаний. Никчёмность в душе периодически крепла. Раз, не выдержав, Леонард наступил на гордость: с выдающимися мерами предосторожности соврал всем, кому только мог и, заказав билет на вечерний спектакль, отправился в театр Гордона. Сел на верхнем ярусе балкона, где гарантированно не мог встретить знакомых. Простенькая современная пьеса, стартовавшая через минуту, не запомнилась – два с лишним часа ушли на размышления. Праздничный лоск, атмосфера и диалоги… Воскрешая любимое настроение, Леонард впервые подумал, что для работы здесь нужно не меньше дисциплины, чем для хирургии.