— Хотя что?
— Ну, похоже, у него были какие-то трудности. — Бьярне вздохнул. — Понимаешь, мне лишь потом пришла в голову эта мысль, и я, как мог, гнал ее от себя… вплоть до настоящего момента.
— А ты когда-нибудь бывал у него дома? — поинтересовался я.
— Когда-то давно. Я запомнил точный адрес — он обитал на северо-западе, Казначейский проезд, сорок три. Но мне неизвестно, живет ли он там до сих пор.
— Ничего, выясню, — сказал я.
Я чувствую, что уже преодолел половину пути.
Быть может, это излишне оптимистичное ощущение, ибо хоть я вполне ясно вижу оставшуюся часть, но в то же время прекрасно знаю, что на ней меня подстерегает великое множество соблазнов. Трудно будет не поддаться искушению и не срезать путь, избежав тем самым болезненных промежуточных расчетов, однако я обязан быть твердым и держаться, несмотря ни на что, постоянно стараться сосредоточиться на каждом последующем шаге.
Сейчас я спокоен, как никогда. Во всем, что я пишу, присутствует гораздо большая убежденность и спокойствие. Я могу работать намного дольше, не путаясь и не делая перерывов. Может, это из-за того, что мой критик, похоже, подобрался еще ближе. Он выплывает из тени, я чувствую его присутствие рядом с собой. Он руководит мной, как некий гид или проводник.
И все же я совсем один.
Я понимаю это, когда отвожу взгляд от экрана компьютера и смотрю в темноту. Я пытаюсь вслушиваться, но не слышу ни советов, ни указаний, поскольку мой путь уже предначертан, и если я хочу двигаться вперед, то обязан следовать только им.
Я снова возвращаюсь к экрану монитора и делаю еще один шаг вперед.
20
Недели, последовавшие за выходом в свет «Внешних демонов», стали для меня одной сплошной вереницей всевозможных интервью, бесед и выступлений. Я вынужден был высказывать свое мнение по самым различным вопросам: от проблемы издевательств в школах до максимальных и минимальных пределов тюремных наказаний, а также, разумеется, о допустимости использования темы насилия в развлекательных жанрах и в качестве средства художественного самовыражения. Меня приглашали на разные празднования, гала-премьеры и ток-шоу, и я, как правило, не пренебрегал этим.
Продажи тиража между тем все росли и росли. Права на перевод в некоторых странах продавались с аукциона, и уже несколько киностудий заявили о желании приобрести права на экранизацию романа.
В скором времени показатели продаж и внимание общественности достигли таких размеров, что даже псевдоэлитарная телепрограмма «На ночном столике», в которой обсуждались новинки развлекательного чтива, поддалась всеобщему настроению и решила провести со мной интервью. Ведущей программы была Линда Вильбьерг, журналистка, с которой я не раз встречался в кафе «Виктор», «Дан Турелл» и прочих злачных местах, куда меня заносило на волне моего писательского успеха. Из наших довольно-таки немногочисленных бесед у меня сложилось впечатление о ней, как о холодной сушеной вобле. Между тем выглядела она просто потрясающе. Темные вьющиеся волосы, карие глаза и белоснежная, поистине ослепительная улыбка. Она одевалась достаточно строго, в духе своей программы: светлая юбка и черная блузка, которая, однако, весьма выгодно подчеркивала стройную талию и довольно-таки полную грудь.
Мы с ней встретились в телестудии за час до начала интервью, которое должно было транслироваться в прямом эфире. Я нервничал. На данное интервью я возлагал определенные надежды, а сложившееся представление о партнерше отнюдь не добавляло мне энтузиазма. Сидя в гримерной, я мечтал только об одном: чтобы все это действо как можно быстрее кончилось. Каково же было мое изумление, когда Линда заглянула ко мне и приветствовала самым теплым образом. Она даже обняла меня, спела мне немало дифирамбов, да и вообще выглядела абсолютно искренней и настроенной крайне доброжелательно.
Когда гримеры завершили свою работу, она предложила мне вместе с ней завершить их старания ее собственной, как она выразилась, «волшебной пудрой». На маленьком карманном зеркальце она приготовила четыре дорожки из белого порошка, двумя из которых сразу же и угостилась. Воодушевленный ее примером, а также пребывая в надежде хоть немного успокоить нервы, я воспользовался двумя оставшимися. И действительно, вскоре от моего беспокойства не осталось и следа. Предстоящее интервью перестало меня пугать, наоборот, я ждал его чуть ли не с радостью.