Выбрать главу

– Да, известная кутюрье. Платья от нее идут долларов за четыреста. Это больше двадцати тысяч динаров.

– Чем-то она напоминает картинку из Библии, что висит у нас дома, на которой изображена женщина, отрезающая Самсону волосы. Я забыл, как ее звали, но точно не Зорка. А бриллианты она часом не продает в своем салоне?

– Не знаю.

– Впрочем, те бриллианты она уж точно не стала бы продавать. А кто вон тот неандерталец без подбородка… нет, подождите. Милтан собирается что-то сказать.

Чемпион по эспаде, сопровождаемый Перси Ладлоу, вышел на середину комнаты, стараясь привлечь к себе взоры собравшихся. Ему это не очень удалось, и он несколько раз хлопнул в ладоши, обращая на себя внимание тех, кто еще не пожирал его глазами. Двое все равно продолжали разговаривать, и на них зашикала жена Милтана.

– Господа, прошу внимания. – Голос у Милтана был такой же встревоженный, как и весь его вид. – Леди и джентльмены. Как видите, мистера Дрисколла еще нет. Очень неприятно заставлять вас ждать, но он должен быть здесь. А пока несколько слов хочет сказать мистер Ладлоу.

Перси Ладлоу окинул собравшихся неподражаемо надменным взглядом.

– Господа, – самым будничным тоном заговорил он, – право, я не понимаю, зачем нам нужно, сцепив зубы, непременно дождаться Дрисколла. Сами знаете, он и заварил всю кашу. Я хочу, чтобы вы выслушали мое объяснение происшедшего, ведь вам известно о нелепом обвинении, выдвинутом Дрисколлом против мисс Тормик. Чтобы вам легче было понять, что я скажу, обратите внимание на мой костюм. Вчера я был одет точно так же. Вы не замечаете в этом костюме чего-нибудь особенного?

– Разумеется, – раздался голос, произнесший «р» так раскатисто, что воздух завибрировал, словно крылышки мотылька. – Я заметила.

Ладлоу улыбнулся:

– Что же вы заметили, мадам Зорка?

– Я заметила, что ткань, из которой сшит ваш костюм, в точности такая же, что и у того костюма, который был на мистере Дрисколле.

Разом откликнулись еще два женских голоса:

– И я заметила то же самое! И я!

Ладлоу кивнул:

– Похоже, нам с Дрисколлом пришелся по душе один и тот же портной. – Голос у Ладлоу звучал так, словно его ужасно удручало такое совпадение вкусов. – Материал у наших костюмов совершенно одинаковый. Удивляюсь, что вчера никто из вас не обратил на это внимания. Может, кто-то и говорил об этом, но не при мне. Именно из-за этого совпадения Дрисколл, увидев, как мисс Тормик подошла к моему шкафчику, чтобы достать из кармана пиджака сигареты, решил, что она роется в его костюме. Ведь наши шкафчики стоят рядом.

Последовал шквал восклицаний. Все разом посмотрели на Нийю Тормик и затем снова на Ладлоу. Я почувствовал, как пальцы Карлы Лофхен впились в мой локоть, но мне было не до того, я старался ничего не упускать и быть готовым к любым действиям.

Ладлоу в том же легком тоне продолжал:

– Вчера, когда Дрисколл неожиданно предъявил мисс Тормик свое немыслимое обвинение, она, естественно, была ошарашена, и под влиянием порыва, возможно очень глупого, принялась отрицать, что заходила в раздевалку. Когда я услышал об этом, я сам немного опешил. Начни я ее опровергать, впечатление получилось бы самое неблагоприятное, поэтому, поколебавшись, я поддержал ее утверждение, что она не отлучалась из того зала в конце коридора, где проходили наши занятия. Но дальнейшее показало, что такой ход действий безнадежен. Дрисколл стоял на своем – что он видел возле своего пиджака именно мисс Тормик. Мисс Рид и мистер Гилл заявили, что почти в половину пятого видели ее в коридоре возле двери в раздевалку. Стало ясно, что единственный выход – это сказать правду, а правда заключается в том, что во время нашего вчерашнего занятия у моих щитков оторвался ремешок, его пришлось заменить, нам захотелось выкурить по сигарете, но, как оказалось, мы их с собой не захватили, и вот, пока я возился с ремешком, мисс Тормик взяла у меня ключ от моего шкафчика и пошла в раздевалку, чтобы принести мне сигареты.

Я отвел глаза от Ладлоу и впился взглядом в лицо Нийи, но оно было непроницаемо. Ни тревоги, ни досады, ни удовлетворения; я бы сказал, что лицо ее, казалось, было даже более озадаченное, чем у остальных; но такое вряд ли могло иметь место, так что я решил, что ошибся. Собравшиеся возбужденно гудели, но гул прекратился, как только Милтан, ни к кому конкретно не обращаясь, проговорил:

– И все же! Значит, она была в раздевалке!

Ладлоу небрежно кивнул.

– Конечно, была, только рылась она в моем пиджаке, а вовсе не Дрисколла. В этот нет никакого сомнения – она возвратилась в фехтовальный зал с моими сигаретами и зажигалкой. Мы несколько раз затянулись и продолжили наши занятия, и фехтовали до той самой минуты, когда к нам пришли и сказали, что Милтан хочет видеть мисс Тормик…

Ладлоу умолк, но его уже не слушали. Дверь открылась, и в кабинет вошли двое. Первый был седоволосый, исполненный достоинства мужчина с приятным лицом, а из-за его спины выглядывал толстяк лет пятидесяти, безбровый и с пухлыми губами. Милтан шагнул им навстречу:

– Мы вас ждем, мистер Дрисколл…

– Прошу прощения, – запинаясь, промямлил толстяк, воровато озираясь. – Извините… э-э… позвольте представить мистера Томпсона, моего адвоката… мистер Милтан…

Протянув для приветствия руку, седовласый без оговорок и вступлений сразу взял быка за рога.

– Я представитель мистера Дрисколла. Я счел, что лучше прийти мне самому, – дело очень печальное… весьма печальное… Не будете ли вы так любезны представить меня мисс Тормик? Если позволите…

Милтан исполнил его просьбу. Он казался совершенно сбитым с толку. Адвокат учтиво и почтительно поклонился и также вежливо поблагодарил; Нийя стояла молча и неподвижно. Адвокат повернулся к Милтану:

– Эти люди… наверное, те самые, кого мистер Дрисколл… перед кем он обвинил мисс Тормик…

Милтан утвердительно кивнул:

– Мы ждали его, чтобы…

– Я знаю. Мы немного опоздали. Дома мой клиент решительно не хотел идти сюда сам, и мне с трудом удалось его убедить, что его присутствие необходимо. Мисс Тормик, то, что я хочу сказать, прежде всего относится к вам, но и остальным следует меня выслушать, обязательно, ради справедливости по отношению к вам. Прежде всего факты. Когда вчера утром Мистер Дрисколл вышел из дома, у него в кармане в коробочке из-под пилюль находились бриллианты, которые он намеревался отнести к ювелиру и вправить в браслет. Из конторы он позвонил ювелиру и обо всем с ним договорился. Коробочку с бриллиантами у мистера Дрисколла взяла его секретарша, чтобы условиться о доставке их ювелиру. Они и сейчас находятся у нее. Прискорбно и непростительно со стороны мистера Дрисколла, но позже, находясь здесь, он совершенно забыл, хотя и непреднамеренно, что его секретарша…

Залп восклицаний, посыпавшихся со всех сторон, прервал речь адвоката. Он улыбнулся Нийе, но та ему не ответила. Дрисколл вынул из кармана носовой платок, промокнул то место, где должны быть брови, старательно избегая встречаться со взглядами, направленными на него отовсюду. Милтан прошипел:

– Вы хотите сказать, что это неслыханное… это вопиющее…

– Пожалуйста! – Адвокат поднял руку. – Позвольте мне закончить. Провал памяти, случившийся у мистера Дрисколла, ничем нельзя оправдать. Но он был искренне убежден, что видел в руках у Нийи Тормик свой пиджак…

– Это был мой пиджак, – бросил Ладлоу. – Он в точности такой же, как и у мистера Дрисколла. Посмотрите и убедитесь, он и сейчас на мне.

– Понятно. Ну что ж, отлично. Это все объясняет. Ваш пиджак находился в том же шкафчике?

– Нет, в соседнем, – строгим тоном поправил Ладлоу. – Но мистеру Дрисколлу следовало бы знать, что прежде чем бросаться столь убийственными обвинениями…

– Конечно, следовало, – снова согласился адвокат. – Его нельзя оправдать даже тем, что оба пиджака похожи как две капли воды. Вот почему я настаивал, чтобы мистер Дрисколл все-таки пришел сюда и извинился перед мисс Тормик о присутствии всех вас. Понятно, что ему не очень хотелось это делать. Он чувствует себя в высшей степени смущенным и униженным. – Адвокат взглянул на своего клиента. – Так как же?

Дрисколл, сжав в руках носовой платок, посмотрел в лицо Нийе Тормик.

– Я прошу у вас прощения, – пробормотал он. – Мне очень жаль… – Неожиданно он сорвался на крик: – Конечно, мне очень жаль, черт побери!