Я просыпаюсь, лежа посреди огромной кровати с балдахином, зная, что богатое темное дерево, из которого она сделана, было вывезено из близлежащего леса. Каждый день я убегаю в безопасность их филиалов, чтобы либо спрятаться, либо поиграть.
Искусно сделанные гобелены висят на холодных каменных стенах, сохраняя тепло. Сейчас начало года, но в воздухе пахнет весной. Вокруг окна распускаются цветы Бускеруда, их сладкий аромат витает в воздухе. Рассвет впускает мягкое сияние заходящего солнца.
Это мой дом. Моя комната.
Красивая женщина подходит к кровати, пристально глядя на меня.
Моя мать.
— Доброе утро, любимый, - нежно воркует она. — Тебе сегодня три годика, мой милый мальчик. - Ее длинные золотистые локоны отражают свет и обрамляют украшенную драгоценными камнями ленту вокруг ее головы. Кончики ее волос щекочут мое лицо, когда она наклоняется ко мне. — Я так сильно люблю тебя. - Ее бело-голубые глаза наполняются слезами. Она смахивает слезу, показавшуюся в уголках ресниц, и качает головой. — Нельзя позволить ему увидеть эмоции, - бормочет она себе под нос. Ее пальцы касаются моей груди. — Что бы ни случилось, любовь моя, знай, что ты любим. Несмотря ни на что, ты будешь свободен от него. Я обещаю тебе. Это мой подарок тебе. Мы оба скоро будем свободны. - Ее голос становится едва слышным.
Я не знаю, о чем она говорит, но ее меланхолия вызывает во мне глубокую грусть. Протягивая руку, я касаюсь ее лица. — Не плачь, мама.
Ее пальцы сжимают мои маленькие пальчики, и она подносит их к губам, нежно целуя. — Ради тебя я сделаю все.
Ее слова должны были заставить меня почувствовать себя лучше, но этого не произошло.
— Сегодня ты будешь сильным ради меня, правда? Теперь ты мой маленький мужчина. Ты должен быть сильным ради мамы.
Я киваю, желая доставить ей удовольствие и вернуть ее улыбку.
Она снова целует мою руку и отпускает ее, выпрямляясь. — Не забывай, как сильно я тебя люблю. То, что я делаю, делается ради тебя. Я надеюсь, что когда-нибудь ты поймешь и простишь меня.
Ее образ меркнет, но на первый план выдвигается другой. Воспоминание из более позднего периода того же дня.
Древний страх из этой части моей жизни теперь захлестывает меня волнами, как будто я шагнул назад во времени.
Надо мной стоит мужчина.
Мой отец.
Ужас не дает мне поднять взгляд, мои глаза прикованы к моему праздничному торту.
— Но я хочу торт, - шмыгаю я носом.
— Я же сказал тебе, сначала ты поужинаешь, - кричит он, и я чувствую, как слезы покалывают у меня под ресницами.
— Сегодня у него день рождения, - раздается добрый голос моей матери из-за спины мужчины. — Дай ему немного торта.
Уже тогда я знал, что за этим последует. Звук его руки, ударившей ее по лицу, эхом разносится по большой столовой. Комната, как и любое другое помещение в замке, холодная и неприступная. Моя мама - единственное тепло в этом месте.
— Я его отец. Он будет повиноваться мне.
— Но я хочу торт. - Я чувствую, как слезы собираются у меня под веками. Может быть, если бы я промолчал, держал рот на замке, все было бы хорошо.
— Ты. Хочешь. Торт? Хорошо. - Мужчина хватает мой недоеденный ужин и переворачивает тарелку. Горошек, морковь, кусочки мясного соуса и каша посыпаются на праздничный торт. Опускается рука и разбивает красивый торт.
— Валефор! - Мама выкрикивает имя моего отца.
Крик срывается с моих губ, когда я смотрю, как уничтожают прекрасный торт.
— Теперь ешь свой пирог!
Я смотрю на это, слезы текут по моему лицу.
— Ешь. Это!
Я по-прежнему не двигаюсь.
— Ты хочешь свой чертов пирог. Теперь ешь его, - рычит голос моего отца мне в ухо. Я слышу, как моя мать уговаривает его оставить меня в покое, но мы знаем, что он этого не сделает. Его гнев из-за моего неповиновения заставляет его выть.
— ДЕЛАЙ. КАК. Я ГОВОРЮ! - Моя голова утыкается в сладкий хлеб. Глазурь и соус щиплют глаза.
— Валефор, остановись! - Голос моей матери на заднем плане неистовый и высокий.
— Он должен научиться повиноваться мне.
Мне трудно дышать, но он удерживает мою голову, пока я не начинаю есть.
Даже сейчас я чувствую, как к горлу подступает желчь. Различные ароматы покрывают мой язык, словно гниющие призраки. По сей день я не справляюсь с смешанной пищей. Я никогда не знал почему.
Я ем до тех пор, пока меня не вырвет, а потом он заставляет меня продолжать, пока все не сьем.
— Теперь ты будешь слушаться меня, когда я попрошу тебя кое-что сделать? - Вопрос отца больше похож на требование.
Я киваю.
— Посмотри на меня и отвечай.
Гнев внезапно вспыхивает во мне, и я поднимаю голову, мои глаза встречаются с его. — Да. Отец. - Я борюсь со словом, не в состоянии произнести его внятно, но он требует, чтобы я называла его так.
Лицо этого человека внезапно отчетливо всплыло в моей памяти. Ярость, сформировавшая его черты, его голос, кристаллизовался в моей голове. Воздух застыл у меня в груди. Мои легкие больше не хотят вырабатывать кислород.
— Нет. - Я покачал головой взад-вперед. Лицо мужчины не сильно изменилось. Возраст только отличал его, но нельзя было отрицать...
Валефор.
Вадик.
Мир под моими ногами исчез, мой желудок провалился сквозь пол.
Валефор - это имя древнего демона: герцога Воров.
Нет. Этого не может быть. Этот человек. Этот демон не может быть моим отцом. Хотя я чувствую правду об этом в своей крови. Буквально. "Странник" не обязательно означало "вор", просто фейри, который прыгал, как я. И все же воровство было неотъемлемой частью меня — воровать было в моей ДНК. Быть лучшим. Валефор передавал по наследству силу скорости и ловкости, умение более острых рук, глаз и ума.
Если мой отец был демоном, кем была моя мать? Как я стал Странником?
Ее белые глаза на картине пристально смотрели на меня, почти провоцируя вспомнить. Затем, как и в прошлый раз, на меня обрушилось еще одно воспоминание, физически скручивая меня.
Я сажусь на мамино бедро, когда она мчится по коридору, вытирая мое лицо от глазури, рвоты и другой еды. Ее рот искривлен от гнева, но глаза мягки, когда она изучает меня.
— Мне так жаль, - тихо шепчет она. — Он никогда больше не прикоснется к тебе. Я клянусь.
Она не направляется в мою комнату или даже к себе, а ведет меня в восточную часть замка, куда мы редко заходили.
Ее настроение заставляет меня молчать. Меня пугает не гнев или даже печаль, а ее решимость. Она высоко держит голову с вызовом и силой.