Цилечка вдруг остановилась и, как бы сробев, начала пятиться спиной к дубу.
— Что это как вы все за мной бегаете? Странно!..
Они были в отдаленной, заглохшей части парка. От усадьбы их отделял темной стеной молодой густой ельник.
— Повернемте обратно, — боязливо огляделась Цилечка. — Да что вы так на меня все уставились?
— Женщин давно не видели, — оскалился Космачев.
— Хорошеньких в особенности, — хихикнул, прячась за спины, казначей.
Цилечка повернула обратно и убыстрила шаг. Она шла напрямик, мелькая меж деревьями легкой, стремительной тенью, и остановилась только на главной аллее. С задором помахала офицерам ручкой:
— Эх, вы! Ходить разучились!
— Длинноногая вы, однако, — отдувался подоспевший Гедеонов. — Смотрите, вся стая еле дышит. Ох, грехи, грехи!
Он вгляделся: далеко в конце аллеи мерно шагал начштаба.
— Никак, полковник? Что это он в неурочный час гулять вышел сегодня?
— На гостью захотелось посмотреть, — пошутил кто-то.
— Ой! Мне страшно! — попятилась Цилечка за широкую спину Гедеонова.
Начштаба медленно приближался. Мариша издали заметил хмуро сведенные его брови.
Полковник молча притронулся к козырьку в ответ на обычное приглашение старшего: «Господа офицеры» — и спросил:
— Кто из полков?
Несколько офицеров козырнули.
Тут, заметив Цилечку, начштаба двинулся дальше.
— Господа офицеры, попрошу на несколько минут.
И оглянулся через плечо:
— Мариша, а ты займись тут с барышней.
— Эх, счастье тебе привалило! — завистливо успел шепнуть Марише Гедеонов.
Офицеры подтянулись и, щеголевато отбивая шаг, двинулись за полковником. Кто-то, обернувшись украдкой, послал воздушный поцелуй.
Цилечка весело оглядела смущенного Маришу:
— Слышали приказ: занимайте же меня. Пойдемте сядем куда-нибудь, я устала от беготни. Дайте и мне папироску, тут никто не увидит.
Они дошли до ближайшей скамьи. Цилечка по-мальчишески закинула нога на ногу, сделала губы трубочкой и пустила по ветру серию мелких колечек.
— Видели? Ну-ка, сумейте так… Э, не получается! А еще мужчина, военный!..
Она посмотрела на его плечи:
— Ага, вы доброволец. Значит, вы за войну? Да? Неужели вы за войну?
Марише явственно послышалось осуждение в ее голосе.
— Да… то есть не совсем так, — сбился Мариша. — Я поехал сюда добровольцем. Но я не сделал ни одного выстрела. И на днях я уезжаю обратно, в тыл.
— Почему же вы поехали добровольцем?
Она допытывалась правды настойчиво и прямолинейно, не сводя внимательных глаз с Мариши.
— Хорошо, — сказал Мариша, — я вам сейчас во всем признаюсь. Я сделал ужасную глупость… или ошибку, может быть. Я поверил одному человеку больше, чем следовало, это я понял только здесь, на фронте. Знаете, было так… — Мариша прикрыл глаза и вытянул руку вперед. — «Идите, забыв себя», — я до сих пор слышу этот страшный голос. Дело было на большом митинге, были истерики, кого-то выносили на руках. И я тут же, не рассуждая, записался добровольцем. Вот и все.
— Значит, вас обманули? — сказала Цилечка понимающе, серьезно и легко коснулась его руки.
— Выходит, так, — согласился Мариша.
Они помолчали.
— Да, слова — опасная вещь. Их надо проверять, я это понял. — Мариша оживился. — Вы не знаете нашего переводчика, прапорщика Вильде? О, интересный человек! У него своя теория разоблачения слов. Слова, говорит он, только случайная и неверная форма понятий. Будучи нечестно употребляемы, они все дальше отходят от своего первичного смысла, затемняются, как бы зарастают коркой грязи. Получаются «слова в футлярах», по его выражению. Взять такое привычное уху слово: «война». «Война — это ангел, прекрасный и гневный, губящий неправду, карающий грех», — поет тут на вечерах наш штаб-бас, как его называют, поручик Гедеонов. Вильде предлагает заменить это стертое слово более точным: «человекобойня». Послушайте, что получается: «человекобойня — это ангел, прекрасный и гневный…» Слово разоблачено. Соответственно Вильде предлагает заменить слово «пушка»: «машина для убийства на дальнем расстоянии и для разрушения человеческих жилищ». И так далее. Если вот такими «очищенными» словами говорить о войне, сразу станет ясной ее ужасная бессмысленность, а творцы и вдохновители ее предстанут не больше как опасными преступниками. Вильде посмеивается, что эта его теория равноценна открытию способа деления атома в химии. Полный переворот, понимаете?