— Коротышку! Коротышку! — требовали офицеры.
И с ухмылкой, разошедшейся в густых усах, запел Цыган, весело поигрывая плечом и помигивая кому-то:
Мистическая сестра, толкнув соседку, повела любопытным круглым оком в сторону Цилечки. Мариша побоялся обернуться.
Пьяный Космачев усердно притопывал. На столе тонко позванивали стаканы.
— Кой черт! — заорал он вдруг. — Почему речей нет? Тамада ни к дьяволу не годится. Я требую слова!
— Говори, черт с тобой, — махнул рукой Гедеонов. — Только… — Он наклонился и проговорил скороговоркой: — Только, ради создателя, не порть мне настроения: не говори насчет матери-родины на этот раз. Воздержись, а?
Космачев вскочил, потирая руки.
— Им-менно, — замычал он, — им-менно насчет родины буду говорить я… Я, который…
— Ну, что «который»? — с неудовольствием покосился тамада.
— Кот-торый им-меет на это право. Да!
Космачев гордо выставил локоть с семью золотыми «шпалами», по счету полученных ранений.
— Я кр-ровь за нее проливал! — выкатил он страшные глаза.
За столом притихли. Мистическая сестра боязливо отодвинулась. Только Всемирный Цыган задумчиво подкручивал смолевой ус.
— И я не допущу, чтобы разные там еврейчики-чики… — с побелевших губ Космачева сорвалось грубое ругательство.
— Кха! Кха! — смущенно склонился над столом широкой проплешиной Гедеонов.
Всемирный Цыган вскочил и отошел в угол.
— Свинья ты, брат! — сказал он хмуро.
Космачев не сразу понял, в чем дело. Только заметив погасшее сразу личико Цилечки, спохватился.
— Извиняюсь, — пробормотал он, — я имел в виду предателей родины, германских шпионов, большевиков… а не вас.
Сестрички из лазарета переглянулись и прыснули.
Космачев сел.
В зальце длилось стеснительное молчание.
— Говорил я тебе! — слышимо для всех зашипел из-под локтя Гедеонов. — Предупреждал!
Сестрички прыснули опять.
Цилечка встала и приложила ладони к щекам — тоненькая и строгая в темном платьице.
Как бы ища защиты, она оглядела всех сидящих за столом и подошла к Марише. Провела рукой по приглаженной его голове и заговорила тихо:
— Только он хороший. Мы с ним уедем отсюда далеко. А вы… а вы… как вы смеете?! Уходите! Я вас ненавижу! Слышите?..
Звонкий голосок ее сорвался. Она топала туфелькой, и быстрые слезки катились по ее щекам. Мариша крепко сжал ее руку.
— Нам пора, — громко сказала Мистическая сестра, поводя глазищами на ушастого казначея.
Все вскочили. Кто-то опрокинул стул. Закачалась лампа над столом.
Мариша шагнул вперед. Замелькали перед глазами призрачно вытянутые лица гостей.
«Ага, испугались!» — подумал Мариша, крепче стискивая руку Цилечки.
Они стояли так против всех, тесно касаясь друг друга, и ждали.
Широкая темная тень качнулась перед Маришей, он пошатнулся от сильного толчка в плечо.
Всемирный Цыган притянул к себе Цилечку и покрыл ее рот долгим, неотрывным поцелуем. Мариша почувствовал ее сразу ослабшую ладонь и выпустил руку. Перед глазами его высоко и бессильно взметнулись в воздухе тонкие, в шелковых чулках, ноги Цилечки.
Всемирный Цыган поднял ее на руки и, грозно нагнув взлохмаченную голову, вразвалку пошел прочь. С ненавистью смотрел Мариша на его широкую спину и осевший плоский зад. Ему живо представились черные лохмотья шерсти на этой обезьяньей спине, и он весь содрогнулся от отвращения.
Всемирный Цыган толкнул ногой дверь и скрылся за перегородкой. Тотчас оттуда выкатились толстая Фрида и маленький седобородый ее супруг. Оглядевшись, они робко уселись в кресла по обе стороны зеркала. Старичок склонил голову набок и растерянно пощупывал бородку. Фрида, вытянувшись вперед, усердно присыпала солью залитый вином край скатерти.
Из-за перегородки доносились заглушенные рыдания Цилечки и устало рокочущий голос Всемирного Цыгана. Слышно было, как он долго и мягко уговаривал ее. И вдруг рыкнул грозно:
— Ну, хватит! Разнюнилась!..
Плач сразу оборвался.
Притихшие гости торопливо толкались подле вешалки. Провожал их уже отрезвевший Космачев. Он громко и непринужденно шутил им вслед, просовываясь за дверь в темноту.
Потом прошелся, позванивая шпорами, по зальце, расстегнул ворот френча и вытянулся во весь рост на диване.