Он сел на кровать Степы и тихо пошептался.
— Сейчас начнем, — выглянул в кухню писарек. — Зовите всех.
И когда уселись на тесно сдвинутых скамейках делегаты, Семенов начал:
— Товарищи окопники! Одно есть дело, над которым нам не надо долго думать. Это дело в том: пора или нет кончать войну. Это дело наше, солдатское, и мы его должны решать сами, без всяких там фракций. У нас тут одна фракция: окопная. Я предлагаю наш чрезвычайный съезд считать открытым.
— Правильно! — захлопали дружно солдаты, сдвигаясь ближе к столу.
Подоспевшая эсеровская фракция с шумом ввалилась на кухню.
— Прошу слова, — на ходу вытягивал руку предводитель фракции, аккуратный красивый солдатик с золотым хохолком. На чванно выпяченной грудке его болтались три «георгия».
— Какого еще вам слова? — нахмурился сразу председатель.
— Прошу слова к порядку дня.
Семенов наклонил ухо к Степе и сказал неприязненно:
— Порядок дня всем известен, нечего сбивать собрание.
Солдатик с «георгиями» вышел вперед, подчеркнул что-то карандашом в записной книжке и торопливо выговорил:
— По основному вопросу о заключении мира наша фракция требует содоклада.
— А… не давать, — внятно сказал за спиной Семенова голос Степы.
— Не давать! — откликнулись голоса на скамьях.
— Предлагается слова не давать, — повторил Семенов. — Голосую: кто «за»?
— Позвольте! — торопливо поднял руку солдатик. — Тогда я прошу слова по мотивам голосования.
Он хитро, торжествующе оглянулся на свой отряд. Золотой хохолок его воинственно встопорщился. Фракция ободряюще загудела.
— Никому слова не даю, — упрямо выговорил Семенов. — Будем голосовать.
Лицо его посерело, глаза нацелились в далекую точку, и твердо, как рога, выставились усы.
Эсеровская фракция вскочила с мест, кухня ответила многоголосым шумом.
— Ти-ша! — падая на стол, брякнул Семенов кулачищами, и все удивленно притихли.
— Тогда, — улучив минутку, заговорил эсеровский предводитель, — тогда мне остается использовать свое право и выступить здесь с внеочередным заявлением. Прошу!
Он обернулся к своим, губы его обиженно сложились сердечком, и хохолок склонился набок.
Семенов пошептался со Степой и сел, угрюмо поводя белками:
— Говори, черт с тобой!
— Черт со мной или с нашим уважаемым председателем, — вкрадчиво заговорил солдатик, снова подчеркивая что-то карандашиком в книжке, — это пускай судит почтенное собрание. Мое же заявление сводится к тому, что необходимо обеспечить здесь нормальное обсуждение поставленных вопросов. С самого же начала стало ясным, что нам не хотят давать говорить. Где же завоеванная нами свобода слова и собраний? Где демократия?
— Они ж власть! — бесстрастно изрек выглядывавший из кухни Левка.
Солдатик обрадованно качнулся в его сторону:
— Вы со мной согласны? Вот видите! Если дело будет так же идти и дальше, мы будем вынуждены организованно покинуть съезд и подадим телеграмму в высшие организации, что не признаем принятых данным съездом решений законными.
— Ой, испуга-али! — мгновенно вырос из-за спины Семенова встрепанный Степа. — Ой, нам стра-ашно! Ой, пропали наши головушки!..
Он приседал и раскачивался на скамейке, как бы готовясь вспрыгнуть на широкие плечи председателя, и, весело оглядываясь, по-козлиному заверещал:
— Ой, ма-а-ма!..
Собрание всколыхнулось от смеха. Густыми клубами покатился к потолку махорочный дым. На задних скамейках повскакивали.
— Теперь пойдет!
— Степа сейчас их загонит в пузырь.
— Крой их, Степа!
— Нашпоривай!
Сидевшему в дальнем углу Марише невольно передавалось это общее возбуждение. В происшедшей на его глазах короткой стычке он ясно почувствовал отголоски какой-то давней, глухой борьбы непонятных ему сил.
Мариша поднялся с места и с интересом стал разглядывать маленького Степу.
Степа заговорил тихо, презрительно:
— Господа почтенные, которые пришли сюда с егориями на грудях! Вы что думали: сбить вам тут кого удастся на старое? Нет, плохо вы считать учены, хоть и чиркаете карандашиками в книжках. А наша арифметика простая: вас тут от силы десяток наберется, наших остается, значит, десятка три душ. Так что ж вы нас пугать-то начали? Себе для храбрости, что ли? Известно нам и без ваших речей, что вы оборонцы, — ага! — что охота вам оттянуть дело мира до Учредительного собрания, а там либо будет, либо нет, либо карько, либо гнед. Так мы на это не пойдем и слушать вас не будем. И сами вас попросим убраться, ежели будете тут нам мешать. Понятно? Я вас об этом прямо предупреждаю.