Выбрать главу

Глава 1.

Свет факелов не мог прогнать окутавшую коридор тьму. Она заполнила собой каждый угол, каждую щелочку-трещину меж огромных, замшелых камней. Темнота казалось живой. Она шевелилась, перетекала из одного угла в другой. Переговаривалась на ей одной известном языке.

В окруженной тьмой тесной клетке сидела девочка. На вид ей было лет пять-шесть. Не больше. Она не плакала, не кричала, умоляя выпустить. Нет. Девочка лишь изредка вздыхала, смотрела пустым взглядом в темноту. Как давно она оказалась здесь, в темноте коридора, запертой в клетке — девочка не помнила. Может несколько часов. Дней.Месяцев. А может и целую вечность.

Надежды выбраться не было. За все время мимо клетки не прошло ни единой живой души. Лишь только бесплотные тени скользили по каменным стенам. Некоторые останавливались. Девочке казалось, что она чувствует их взгляд, слышит их смех.

Выбраться она пыталась. Пыталась сдвинуть тугой засов, которым запиралась дверь клетки. Не хватало сил. С каждой новой попыткой все больше и больше ее охватывало отчаяние. С каждой новой попыткой таяла надежда. Пока не осталось ничего, кроме безразличия. А с ним и смирение к грядущему. Девочка знала, что из замка правителя местных земель живым еще никто не возвращался.

Она закрыла огромные глаза. Тут же одно за другим понеслись видения прошлой жизни, таявшие во тьме, как утренний туман. Девочка видела родную деревню, стоявшую у подножья гор. Она видела папу, затерянного в зеленом поле зреющих хлебов. Видела маму среди стройных стволов елей, собирающую целебные травы. Слышала, ее громких смех, переплетающийся с трелью соловья.

Мама и папа… об их участи девочка не хотела думать. Они или уже были мертвы или… лучше бы они были мертвы.

Из глубин темноты послышались шаги. Неторопливые, шаркающие шаги. Девочка решила, что тени, жестокие мрачные тени, вновь насмехаются над ней. Но шаги приближались, становились громче, отчетливее. Девочка подняла голову, вгляделась в темноту. Разглядела там силуэт. Вот он проскользнул мимо факела, приобрел объем. Это точно был человек. Живой человек. Невысокий, коренастый юноша. Часть его лица, освещенная факелом, была красива: аккуратный нос, густые, нахмуренная бровь над изумрудным глазом. Другая половина лица была скрыта темнотой. Юноша шел не спеша, нес поднос с белоснежным чайником, чашкой и прозрачной вазочкой, доверху наполненной кубиками сахара.

Надежда. Она вновь захлестнула девочку. По щекам потекли горячие слезы. Ведь он мог ее спасти. Открыть клетку, выпустить ее на волю, где она бы расправила крылья и упорхнула прочь, навстречу долгой, счастливой жизни. Нашла бы себе мужа, родила бы детишек. Много детишек, которых бы любила больше собственной жизни. Работала бы в поле. А тихими зимними вечерами ткала бы длинное полотно, напевая старинную песню.

Девочка вцепилась в прутья, посмотрела на юношу и тихо-тихо взмолилась:

— Прошу вас, умоляю. Выпустите меня…

Он ее не услышал. Сосредоточенно шел вперед, смотрел только на поднос.

— Умоляю вас! Не уходите! — говорила девочка. А слезы все текли и текли по щекам, срывались с подбородка хрустальными каплями и разбивались о холодные камни.

— Остановитесь! — голос сорвался на крик. Девочка испугалась, закрыла рот ладошками.

Парень остановился. То и дело оборачивался на девочку, стараясь не смотреть ей в глаза. Девочка же впилась в него взглядом. Не дышала. Ждала, что же он решит. Время тянулось медленно. Может и вовсе застыло.

Наконец юноша вздохнул. Его плечи опустились.

— Я тебя освобожу, — сказал он. Его голос был низким, с легкой хрипотцой. Голос доброго небожителя — таким он представился девочке.

Тут юноша повернулся.

Громкий крик пронесся по коридору. От него содрогнулась темнота, заговорила громче хором голосов. Заискрились тусклые факелы.

Девочка зажмурилась, закрыла рот ладошками. Забилась в угол клетки. А юноша отвернулся, вжал голову в плечи.

— Не кричи. Пожалуйста, — прошептал он.

Девочка кивнула.

— Прости.

Девочка нашла в себе силы вновь открыть глаза.

Юноша повернулся. Свет факела упал на до сего момента скрытую тьмой половину его лица, обезображенную глубокими шрамами и уродливыми волдырями. Глаз, прикрытый обгоревшими веками, был полностью слеп. Уродство юноша безуспешно скрывал за длинной челкой.