— Тебе пора на небо.
Сю́та кивнула на Кáрэ.
— Он провожает меня туда.
— Такое благородство в маленьком человеке, — она ухмыльнулась, — такого в мире не бывает. Не бывает честных, благородных людей. Всех их пожрала их себялюбие и ложь. Но не об этом я, — старуха посмотрела на Сю́ту, — много я не попрошу. Мне нужен всего лишь маленький пузырек твоей крови, — сказала она, доставая из кармана пустую склянку.
— Я согласна.
Старуха улыбнулась.
— Вот и хорошо.
Она расчистила стол. Положила под руку Сю́ты мягкое полотенце. Поставила рядом склянку. Подточила нож, прокалила его над огнем.
— Будет чуть-чуть больно. Но ты, главное, не кричи, не буди друга.
Сю́та кивнула. С силой стиснула зубы.
Старуха полоснула ножом по пальцу. Из раны выступила белая кровь, поблескивающая золотом в свете пламени. Старуха поднесла склянку. Надавила на палец. Тонкой струйкой кровь полилась в сосуд.
— Ну вот и все, — сказала старуха, когда склянка наполнилась кровью.
Старуха плотно закупорила ее пробкой. Перевязала палец Сю́те.
— Ранка сразу же заживет, как только ты окажешься дома. А ты пока допивай чаю, восстанавливай силы.
Голова раскалывалась. Ком тошноты подступил к горлу. Кáрэ проснулся, но боялся открыть глаза. Ворочался на кровати. Но все-таки собрался с силами. Сел. Открыл глаза. В доме было пусто. В небольшое окошко бил яркий свет солнца. Пахло костром — от пепла в очаге клубился белесый дым.
Где Сю́та? Где он? Кáрэ не понимал. Вдруг с улицы раздались голоса. Кáрэ встал с кровати. Все вокруг поплыло перед глазами. Завертелось, закружилось. Тошнота давила на горло. Но Кáрэ ее сдержал. Пошатываясь он пошел к двери. Открыл.
Кáрэ зажмурился. Глаза разболелись от яркого света. А когда глаза привыкли, он увидел Сю́ту. И старуху. Вместе они наполняли большие корзины спелыми вишнями.
— Сю́та, — сказал Кáрэ. Голос его был тихим, слабым. Но она его услышала. Выглянула из густой кроны и чуть не свалилась на землю.
— Кáрэ! — закричала она. Спрыгнула с дерева, подбежала и крепко-крепко обняла.
— Живой, живой, — повторяла звезда, уткнувшись в его грудь.
— Где мы? — спросил Кáрэ.
— Фу́руи. Старушка. Она… она, — Сю́та всхлипнула, — спасла тебя.
Старушка, Фу́руи, неспешно подошла, неся с собой корзину спелых вишен.
— А ты сильный парень, Кáрэ — сказала она, — не помер от заклятия.
Кáрэ молча, пристально смотрел на нее.
— Пойдемте в дом ужинать, — сказала Фу́руи.
Тишина. Не дул ветер. Не стрекотали вездесущие сверчки. Не заливались трелью птицы. А из-за горизонта поднимались тяжелые, мрачные тучи, пожирая уставшее за день солнце. Высокая гора выглядела грозной башней, на фоне черных туч.
— Ночью будет гроза, — сказала Фу́руи, выглядывая в окно.
На большой чугунной сковороде жарился большой кусок мяса, то ли кабана, то ли оленя. Он сочился соком. Источал аромат, который кружил голову, заставлял голодные животы громко урчать.
Из сундука Фу́руи достала рубаху, штаны, бросила их Ка́рэ.
— На, переоденься. Осталось тут барахло от одного моего ученика.
Ка́рэ переоделся. Вещи пришлись ему в пору.
Он внимательно наблюдал за старухой, за каждым ее движением. Она настораживала Ка́рэ. Она его пугала.
Старуха снял мясо со сковороды. Переложила его на большое блюдо. Посыпала приправами, обложила травами. Подала на стол.
— Ну что же, приятного всем нам аппетита. Да пусть боги благословят нашу пищу! — воскликнула она.
Сю́та, вооружившись вилкой и ножом, отрезала себе приличный кусок, который отправила в рот. Кáрэ же попросту ковырял вилкой мясо.
— Ешь давай, — говорила ему старуха, — тебе нужно силы набрать.
Кáрэ же отложил вилку.
— Скажите, откуда вы знали, как меня вылечить? — спросил он.
Фу́руи прожевала мясо.
— Мальчик, нужно ли тебе это знать? Ты должен быть благодарен, что она, — старуха кивнула на Сю́ту, — уговорила меня тебе помочь, она помолчала. — Что я смогла тебе помочь.