Из коридора послышался шум. Дверь распахнулась. Несколько дореков внесли телескоп. Чуть не уронили, когда один из дореков споткнулся.
— Аккуратнее! — рявкнул Ши.
Вскоре телескоп был установлен. Ши прогнал дореков.
Владыка неспешно протер окуляр мягкой салфеткой. Посмотрел в телескоп. Звезды, такие далекие, желанные звезды виделись близкими. Вот они. Только руку протяни…
Дверь со скрипом открылась, впуская в небольшую комнатку, больше похожую на кладовку, тусклый свет свечи. Кáрэ вошел еле передвигая ноги. Поставил свечу на стол, между двумя ваз с бумажными цветами — искусству оригами научила Ме́йда.
Ка́рэ снял с себя грязную одежду, бросил ее в корзину. Сел за стол, выдвинул верхний ящик. Из-под бумаг достал маленькую шкатулку. Поставил на стол. Долго на нее смотрел, не решаясь открыть. Но вот, открыл. Аккуратно взял в руки пожелтевший от времени листок. Развернул его.
Углем на нем было выведены три человеческие фигуры, схематичные, простые: кружочек — голова и несколько линий — ножки и ручки. Две фигуры были больше третей. Самая большая принадлежала мужчине, другая, та, что поменьше, женщине. А третья, совсем маленькая, ребенку. Которым был сам Ка́рэ.
Несколько линий подстерлись. Кáрэ достал из шкатулки кусочек угля и подвел их. Долго-долго смотрел на рисунок. Молча. Лишь изредка тяжело вздыхая. Перед тем, как убрать рисунок обратно, он прижал его к груди. Вздохнул, закрыл глаза. Пытался вспомнить, как выглядели его родители, но не мог извель их лица из мутной воды воспоминаний.
Кáрэ расправил аккуратно застеленную кровать. Поднял солому, что была вместо мягкой перины. Что прятала под собой искустной работы катану, которую Ка́рэ украл из оружейной. Которую никто не нашел. Пока что.
Застелив колкую солому тонким отрезом ткани, что служила Ка́рэ простыней, он лег. Сразу же отверулся к стене. Обнял себя. Вздохнул. И закрыл глаза. Лунный свет играл в каплях слез на густых ресницах.
Звезды казались бриллиантами, рассыпанными по синей ткани небосвода. Ши их ненавидел. Ему казалось, что их мерцания — издевка над ним. Их подмигивания как бы говорили: «а ты нас не достанешь, не достанешь». Из омута воспоминаний вспылили слова старой песни. Далеко эхо его детства. Владыка тихо запел:
Ночь настала, ночь темна
Клятву, говорит, даю:
Жди меня, моя звезда
Путь я верный изберу!
Вдруг в груди закололо. Ши согнулся, раскашлялся. Закрыл рот ладонью. Кашель разбудил дремавшего дорека-помощника. Тот бросился к владыке, но Ши жестом попросил его уйти.
На ладони осталась черная кровь. Ши понимал, что жизнь его подходит к концу. Скоро душа покинет его тело. Оставив землю. Оставив его бренное тело на съедение червям. Оставив Объедененные Земли. Но только на кого? Ведь без него, великого Ши, вновь настанут…
Темные времена. Они вновь и вновь всплывали в памяти, возвращались в ночных кошмарах: Ши, совсем маленький мальчик, стоял посреди огромного поля, сплошь усыпанного разораванными в пылу жестокой битвы телами. Его ноги тонули по щиколотку в крови, текущей бурной рекой не то с вершины холма, не то с горы. Ужас обуял Ши, сковал его руки и ноги. Окутал глаза белоснежной пеленой…
Там, в пылу кровавых битв, владыка потерял человека. Хорошего человека. Ши не помнил имени, не помнил его лица. Владыка знал его совсем не долго. Хороший человек его спас. Подарил надежду, что однажды все будет хорошо. Что кровопролитие закончится. Ведь найдется тот, кто остановит бессмысленную междоусобную войну.
Такой человек нашелся. Им стал сам Ши. Он, задушивший собственными руками последнего правителя одной из множества разрозненных земель. Последнего волшебника.
Пока жив Ши темные времена не наступят вновь. Он не должен этого допустить. Он не должен умирать. Он станет бессмертным! Благородря эликсиру бессмертия, рецепт которого владыка нашел в древих свитках. Он потратил годы, чтобы собрать все необходимые компоненты. Кроме одного. Крови звезды.
Ши устало сел на стул. Потер виски. Снова разболелась голова. Боль не утихнет, пока владыка не поспит. Но Ши не спал. Он ждал, когда с неба упадет звезда. Каждую ночь на протяжении долгих лет. И никак не мог дождаться.