— Куда, на запад?
— Конечно. Без дозорных башен на Равнинах нам никак иначе не дать знать другим городам о Проклятых и как у нас всё вышло.
— Да, башни не меньше месяца будут заново отстраивать, — вслух подумал Скай, и Вийнир кивнул. — Ты возьмёшь Глупыша?
— Нет, он совсем вымотался. Мельгас позволил мне взять Счастливую Подкову, она ведь самая выносливая.
— Ты до самого Йенльянда поедешь?
— А там, может, и до Эйнатар-Тавка, если с Йенльяндом худо… или если ёлайги у них такие же хворые, как в начале зимы.
Скай присвистнул: это был долгий путь.
— А Хермонд уже отправил кого-нибудь к отцу?
— С этим ещё ничего не решили. Говорят, Сход соберут завтра, сразу после прощания. Бейнел вызывается на своей лодке, но ты сам знаешь — куда на ней через море-то… Прости, раай-сар, — спохватился Вийнир, — но я должен спешить.
— Доброй тебе дороги.
— Спасибо, — Вийнир поспешил прочь, но шагов с десяти весело крикнул через плечо: — Бьюсь об заклад, когда я вернусь, ты уже будешь Наречён!
Скай заставил себя улыбнуться в ответ, но от этих слов у него похолодело в груди. Я ведь уже Наречён. Без праздничной церемонии, без подарков, без застолья, без торжественной записи в городской Книге Порядка Имён. Наречён посреди глухого леса, сумасшедшим Колдуном. Изгнанником. Страшно даже представить, что в городе скажут, когда узнают. Засмеют? Застыдят?
Скай усилием воли стряхнул с себя оцепенение. Вийнир давно ушёл по направлению к стойлам, а Скаю предстояла беседа с Хермондом, и навряд ли приятная. Но не отвертишься. Скай прошёл окраинными улицами, чтобы ещё с кем-нибудь не встретиться, собрался с духом, вошёл в караулку и тихо встал у стены.
Чадили лампы. Караулка были выстроена недавно взамен старой, больно уж тесной, и стена всё ещё была занозистой и пахла смолой. Все остальные запахи были куда менее приятны: кровь, пот, палёное мясо, горькие травяные отвары, слабый, но безошибочно узнаваемый смрад Проклятых. В дальнем углу кто-то непрерывно стонал. Лилась в тазы вода из кувшинов. От лавки к лавке сновала старуха-лекарка и женщины, вызвавшиеся ей помогать. Они говорили ласково и тихо, точно с больными детьми. Одна из них улыбнулась Скаю, прежде чем выйти мимо него за порог с тазом, полным мутной бурой воды. Лицо было ему плохо знакомо, волосы убраны под платок с вышивкой по краю. У матери, помнится, был похожий, только светлый.
Скай сглотнул. Ему страстно хотелось сбежать. Он и так еле высидел, пока ему зашивали рассечённую бровь (теперь она была смазана какой-то вонючей мазью и не только болела, но и чесалась). Но, если не считать ещё двух страшных лиловых кровоподтёков (на груди — от удара щитом и на лодыжке — от пальцев Проклятого), Скай был цел. Он боялся не за себя — за Колдуна. Того положили на лавку под окошком, в стороне от других; там он теперь и лежал, безучастно глядя в потолок. Тётка Тальмы, маленького роста женщина, зашивала рану у него на плече. Её пальцы мелькали так быстро, не уследишь (она считалась в городе очень искусной пряхой), но лицо было бледным и испуганным.
— Скаймгерд Хайтере, — произнёс скрипучий голос.
Скай неохотно отыскал глазами Хермонда. Тот был ещё очень слаб (под спину ему подложили скатанный плащ, чтобы он мог сидеть), но глядел так же остро и колюче, как всегда. Правая рука висела на перевязи через плечо (значит, тогда кость хрустнула, а не клинок, вспомнил Скай и передёрнулся), раненая нога перевязана так туго, что колено не сгибается.
— Подойди сюда, — сказал он повелительно.
Скай разозлился. Вот раскомандовался, старый упырь…
Но он остановил себя. Хоть и упырь, он пока что командующий. Благодаря его решениям мы одержали победу. Он поверил моим словам. Позаботился о фермах. И в битве он был что надо. Увидев, как он отбивается, стоя на одном колене, никому бы в голову не пришло спрашивать, с какой стати Предводитель оставил командовать старика.
Эх, вот если бы Хермонд струсил, прятался бы за чужими спинами, ненавидеть его было бы так легко…
Скай пробрался мимо тесно составленных лежанок и остановился перед Хермондом. Старик долгое время изучал его свежую сарту, насупленное лицо (дурацкие зелёные пятна так с него и не отмылись), рану над глазом.
— Ты ослушался моего приказа, — проговорил он сухо. — Дважды. Но… в бою ты показал себя достойно. Всякий подтвердит это перед Предводителем. Я обязан тебе жизнью, раай-сар. Я это запомню.
Те, кто лежал поближе и был в сознании, ободряюще улыбались ему и кивали, и Скай знал, что должен радоваться, пыжиться от гордости. Ещё бы, любой мальчишка мечтает услышать такие слова, а уж от Хермонда! а уж когда тебя ещё даже не Нарекли…