Перед ним стояла женщина, высокая, выше Колдуна. И очень красивая, если не считать того, что её лицо было бесцветно и бесстрастно, как камень, и глаза смотрели будто издалека. Платье на ней было длинное, тоже белое, не такое, какие носят в Фир-энм-Хайте. Оно всё истрепалось от времени, и затейливые золотистые узоры на рукавах и вороте поблёкли до неразличимости.
Скай испугался не на шутку. Он кожей чувствовал исходящую от женщины, несмотря на внешнюю хрупкость, грозную силу. Как от здоровяка Хвата, когда он выходит против тебя на ристалище и ты сразу понимаешь, что придётся несладко. Нет, древнее — как от пленного Змея на туманной прогалине…
Но камень под сартой запульсировал ласковым теплом, будто говорил: успокойся. Тяжело дыша, Скай опустил меч.
— Пусть он поспит, — продолжала женщина мягко. — Он очень устал.
— Он правда спит?
— Да. Очень крепко.
— Ты поможешь мне его разбудить, госпожа? Пожалуйста.
— Мне бы не хотелось этого делать. В Сокрытой Гавани он может проспать сколько угодно, но он слишком устал. Боюсь, он умрёт, как только откроет глаза.
Сердце у Ская пропустило удар.
— Что? Умрёт, как только… почему?
— Его ранили не обычным клинком, — печально сказала женщина и подошла ближе. — Этот клинок, подобно камню, который ты носишь на шее, Проклятый принёс из Тишины. Такое оружие для многих людей смертельно. Видишь? — она указала на лицо Колдуна, где под кожей проступили прожилки пакостной черноты. — Это Тишина вошла в его кровь и теперь его убивает.
— Он знал об этом, да?
— Я полагаю, он знал. Он боролся сколько мог.
— Почему он ничего не сказал мне?
— Ты ничем бы не смог помочь ему. Ты и теперь не можешь.
У Ская было такое чувство, будто дно уходит из-под ног и горькая морская вода накрывает с головой.
— Но как же… Что мне теперь делать? Что мне… без него…
Женщина обратила на него пристальный взгляд. Казалось, что из глубины её глаз исходит мягкий свет.
— Ты волен делать что пожелаешь, дитя.
— Я ничего не желаю, — запротестовал Скай и поразился тому, насколько беспомощным и несчастным звучит его голос. — Я ведь его ученик. Он дал мне Имя. Меня изгнали из города. Куда мне теперь идти? Что мне делать без Колдуна?..
Он ещё не договорил, а уже возненавидел себя за этот жалкий лепет.
— Как его вылечить? — спросил он, стиснув рукоять бесполезного меча. — Скажи мне! Должен быть способ!
— Я не знаю такого способа.
— Ты лжёшь! — рявкнул Скай. — Кому ещё знать, если не тебе? Наверняка ему можно помочь вашим… колдовством! Должно же быть какое-нибудь… заклятье! зелье! хоть что-то! А если ваше колдовство этого не может — да что оно может вообще? На что оно вообще нужно, если им легко только убивать!..
Эхо от его криков заметалось между домами. Ему показалось, что женщина вот-вот улыбнётся, но её лицо не изменилось.
— Я не знаю такого колдовства, — повторила она хладнокровно. — Но, возможно, есть люди, которые знают.
Ярость разом прошла, и надежда затрепетала внутри, как крохотная птичка.
— Ему можно помочь?
— Возможно. Мне открыто не всё.
Но Скай отмахнулся от этих слов. Колдуна можно спасти, думал он. Я смогу его спасти.
— Что я должен делать? — спросил он нетерпеливо и убрал меч в ножны.
— Иди в Канойдин с белыми стенами. Но спешкой ты не поправишь дела, дитя, а лишь сделаешь себе хуже. Отдохни здесь, в Гавани, где тебе ничто не грозит. А утром я укажу тебе дорогу.
В огромном одичалом саду перед крепостью Скай наломал веток и, сбежав по лестницам на площадь, отнёс их в ближайший дом. Дом был очень светлый и совсем пустой, без двери, сверху донизу увитый плющом. Скай разложил ветки под окном и постоял, дивясь здешней тишине. Потом, очень медленно, с великим трудом, он затащил в дом Колдуна и уложил на ветки. Накрыл его плащом, прислонил к стене его посох, положил рядом его сумку и наконец перевёл дух.
Колдун спал. Казалось, окликни его — и он тут же проснётся с обычным «Вейтар, тавик ты упрямый»…
Скай тяжело вздохнул и вдруг понял, как ужасно, нечеловечески устал. Он вышел из дома на солнце, улёгся под кривой яблоней, взломавшей корнями камень, привалился спиной к нагретому за день стволу и мгновенно уснул.
Проснулся он рано утром от голода и долго лежал, слушая, как рокочет море снаружи каменной чаши. Он позавтракал печёным агом и очень чёрствой лепёшкой из запасов Колдуна, проверил сумку. Уложил заново огниво, верёвку и всё, что собрала для него Имлат, последние лепёшки, остатки кровяного мха (на случай, если угораздит пораниться) и сушёную рыбу из Фир-энм-Хайта (такая могла не портиться много дней подряд). Набил сумку яблоками с ближайших деревьев и наконец заколол на плече плащ. Со сборами было покончено.