— Я слышал ваши законы. Они косноязычны и пусты.
— Но…
Скай задохнулся. Он просто не знал, с чего начать, настолько всё это было очевидно и привычно. Человек ведь рождается, и о том делается запись в городской книге: «Родился на свет сын у Дхайвэйта из рода Ликов и его жены Дэйяр». А спустя шесть зим в той же книге хронист прибавляет: «Был он Наречён, и отец дал ему имя Скаймгерд».
С того дня до самой смерти на человеке лежит тяжкий и почётный долг — жить так, чтобы принести своему роду честь и добрую славу.
Или же покрыть свой род позором и быть изгнанным, вычеркнутым изо всех хроник и из людской памяти.
Раньше Скай не мог даже уместить эту мысль в голове: вот ты жил — бедно или богато, дружно или не очень — среди своих дедушек, тётушек, братьев и сестёр, родных и двоюродных, и дом у тебя был, и вдруг… Вдруг — раз, и ничего не осталось, ты один, пойти тебе некуда, и для бывших родичей и друзей ты всё равно что неприкаянный мертвец. Что может быть хуже? Прежний Закон мудр и говорит, что изгнание — наказание хуже смерти.
А старик-зеленоволосый отмёл всю святость законов повелительным жестом:
— Назови дальше весь свой род. Мы должны услышать имена твоих предков.
И, поскольку это было первое, чему учили фир-энм-хайтских малышей, Скай ответил прежде, чем успел себя остановить:
— Мой отец — Дхайвэйт Вороново Крыло, сын Белиара Хранимого Имлором, сына Ванрайта…
Меня изгнали, подумал он безжалостно и осёкся. Это больше не мой род. Я им — чужой человек.
Но старик велел ему:
— Продолжай.
— Ванрайта Старого, — проговорил Скай неловко. — А Ванрайт Старый был сыном Дхайвианта Корабела, сына Олтаранта; а Олтарант Колдун был сыном Лаин'ара, сына Отроара; а Отроар был сыном Нэмвера Зеленоволосого, сына Дорона Хрониста; а Дорон был сыном Кана Лика, заклинающего железо. До Кана я никого не знаю, и считают, что с него пошёл наш род…
Он с удивлением заметил, как женщина и старик обмениваются оживлёнными восклицаниями, будто услышали радостную весть.
— Так, так, — прогудел старик. — Мы рады, что не ошиблись и что ты делишь с нами общую кровь, но мне дивно слышать, что вы с Отроаром из одного рода. Много ли ты слышал об Отроаре?
— Нет, — ещё больше удивился Скай. — Только то, что в роду передают. Что он много раз спасался из огня, и других спасал, когда были пожары. И что он бился с дэйхем и много где бывал, и у него был меч — Пляска… А когда он состарился, то ушёл из города вместе с Ойрелом, его племянником, и никто их с тех пор не видел. Считают, что они сгинули в Вели… ну… в Хиллодоре. Мы с Хронистом — он учил меня грамоте — мы искали во всех свитках, но там не хватает целых огромных кусков — ни про Отроара, ни про Ойрела. А про то, что было до Фир-энм-Хайта, вообще ничего нет. Только то, что помнят в роду, — что его заложили Сурдэд, мать Нэмвера, и её брат, Фааттир Зеленоволосый, когда пришли с севера…
— Сурдэд и Фааттир, — повторила женщина с теплом и улыбнулась Скаю. — Они были моими предками. Радостно слышать их имена.
— А Отроар? Откуда знаете об Отроаре?
Скаю вспомнились слова желтоглазой девочки про людей, таких же, как он, которые приходили в Хиллодор раньше. Очень давно. Светлокожие, льющие кровь, живущие-под-крышей…
Старик кивнул, будто услышал его мысли.
— Отроар и второй, Ойрел, пришли к нам много смен листьев назад. Они говорили, что ищут смерти, но Хиллодор предложили им покой. Они были изранены и измучены, и мы заботились о них как умели; и когда Ирконхер взяла их, они ушли в мире, ни о чём не тревожась. Они оставили своё оружие, льющее кровь, за пределами Хиллодор и не поминали о нём. Однако была вещь, которую Отроар принёс с собой и о которой заботился больше, чем о себе. Он попросил меня хранить её на случай, если в Хиллодор придёт кто-то ещё из его рода. Вот ты пришёл, и я исполняю уговор, — старик хлопнул в ладоши и гулко крикнул куда-то в сторону: — Нэнна!
— Постойте, — заторопился Скай. — Что бы это ни было… я не могу это взять! Я… я ведь уже объяснял, я изгнанник, я больше…
Но тут старик сердито щёлкнул его по лбу твёрдым как дерево пальцем. Это было так неожиданно, что Скай смешался и умолк.
На холм поднялся мужчина-зеленоволосый. В руках он нёс, как великую ценность, продолговатый предмет, обёрнутый чистой тряпицей. Скай принял его с колотящимся сердцем. Вопросительно взглянул на старика, и тот кивнул.
Под тряпицей оказалась плотная и тесная сумка из толстой тавичьей кожи. Скай уже видел такие — в них хранились свитки.