— Колдуна! Ого! Расскажешь? А правду говорят, что они…
— А ну утихомирься, болтун, а то без обеда оставлю, — сурово сказал со своего места Йокт и принялся нарезать хлеб.
И Ирек наконец умолк.
Скай набросился на еду с такой жадностью, что ему стало стыдно за себя. Не должен человек, если у него сохранилась хоть капля достоинства, чавкать и нежёваные куски глотать, как собака, напоминал он себе, но зря. Он обжёг весь рот похлёбкой, два раза подавился и опустошил свою миску раньше всех. И не нашёл в себе сил отказаться, когда Лайяр налила ему добавки.
Как только опасность остаться голодным миновала, Ирек опять принялся болтать.
— А я, — заявил он беспечно, облизывая ложку, — твои сапоги достал и отдал дяде. И твой второй плащ, синий, бабушка обещала к утру заштопать.
Скай хотел было запротестовать, но поперхнулся и зашёлся в таком кашле, что Иреку пришлось хлопать его по спине.
— Утихомиришься ты наконец? — пророкотал Йокт, тяжело поднимаясь на ноги — здоровую и деревянную. — Пойди лучше вымойся. А мы пока с нашим гостем потолкуем насчёт его сапог.
У Ская в груди толкнулось дурное предчувствие. Но он не посмел возражать и вышел из дому следом за Йоктом. Сапоги тот нёс подмышкой.
Они вышли за калитку и двинулись к соседней постройке. Дверь у неё выходила прямо на улицу, а на ней висела деревянная табличка с правдоподобно нарисованным, хоть и слегка облезлым сапогом. Мастерская, догадался Скай.
— Вдвоём с наставником путешествовал, значит?
— Да.
Вовсе не о сапогах пойдёт разговор, подумал Скай, и ему стало жутко.
— Входи. Тут я работаю. Ирек, небось, все уши тебе об этом прожужжал?
Скаю страшно не хотелось оставаться с Йоктом один на один, но что ещё было делать?
Внутри пахло чем-то кислым, едким, почти тухлым. Йокт зажёг лампу, и Скай разглядел большой чан, выточенные из дерева колодки, составленные рядком, «лапу» на верстаке, шилья, кривые ножи, толстые иглы, молотки, мотки дратвы и повсюду — кожу. И толстую, и совсем тоненькую, и большие куски, и целые кучи обрезков.
В другой день Скаю было бы любопытно всё поразглядывать и узнать, для чего то и это, но сейчас он мог думать лишь о том, как ему выкрутиться. Каждая жилка в нём напряглась до звона, как перед неравным боем.
Йокт отшвырнул ногой ворох обрезков и придвинул для Ская чурбан, а сам встал к верстаку и принялся рассматривать его сапоги.
— Садись. Хорошая работа… не велики они тебе?
— Немного.
— Ну-ну. Где ж ты их так измочалить умудрился?
Скай пожал плечами. Он сидел прямо рядом с лампой, и от этого было неспокойно.
— Я ведь долго шёл…
— С самой Рдяницы? Что ты так смотришь? Все вы, южане, кто к нам приходит, с мест снялись из-за Проклятых. Из-под Эйнатар-Тавка видал, сколько народу на север подалось?
Скай не знал, что ответить. Он сцепил пальцы в замок и зажал ладони между колен, чтобы не заметно было, как они дрожат.
Йокт усмехнулся.
— Не видал. Не был ты в Эйнатар-Тавка. На западной дороге за год такие добрые сапоги не угробишь.
Он положил сапоги на верстак, уселся на чурбан напротив и принялся набивать трубку.
— Скажи-ка, Вейтар из Фир-энм-Хайта, кой бес тебя погнал прямиком через Великий лес?
— Я шёл за наставником.
— Наставник твой что, не в своём уме? Что он за человек, что Великий лес ему милее людского жилья?
Скай не ответил. Он чувствовал себя как мышь в мышеловке, но принудить себя соврать не мог.
Какое-то время Йокт молчал, пыхтя трубкой.
— Ну хорошо, — заговорил он наконец тихо и мрачно. — Напрямик спрошу. Ирека-то ты, может, и провёл, но мне не тринадцать зим, и не люблю я, когда меня обманывают. Думаешь, по тебе не видно, что ты из высокородных? Много ты рыбаков видал в таких сапогах да при мече? Или тебя в рыбацкой лачуге научили так себя держать, будто ты предводительский сын?
Скай вскочил. Ему хотелось выть от ужаса и унижения, на край света сбежать — но куда сбежишь без меча? А хуже всего, что он стоял сейчас перед Йоктом в одежде Арвейка. Хуже, чем голый!
— Ты прав. Я тебя обманул. Я… не должен был входить в твой дом. Я сейчас же уйду…
— Ну уж нет, — громыхнул Йокт так, что в лампе затрепетало пламя. — Никогда ещё про меня не говорили, что я выгнал гостя за порог, точно собаку! Ты ел со мной один хлеб и зла мне не сделал, но я хочу знать, кого укрываю под своей крышей. Если ты из высокородных и попал в беду, — продолжал он совсем тихо, — если тебя ищут, скажи. Может, покумекаем да и сообразим, как тебе помочь.
Скаю понадобилось время, чтобы совладать с голосом.