Скай вздрогнул, как от пощёчины, и горячо пожалел, что послушался отца и отнёс меч домой.
— Можешь подавиться своими словами, трус проклятый, потому что отец вернётся! Ваар победит в войне, и тогда…
— Боюсь, в этой войне навряд ли кто-то победит.
В лице колдуна, как в мутной воде, Скаю привиделось другое — ненавистное лицо Хермонда, его колючие глаза и презрительно искривлённый рот, когда он говорил: «Я смотрю правде в лицо. Помощь не придёт; у Ваара нет надежды».
— Чего тебе надо? — прорычал Скай, чувствуя, как его трясёт от гнева. — Чего ты вообще ко мне привязался?
Колдун выглядел озадаченным.
— Чего мне надо? — повторил он с подкупающим простодушием. — Я не думал об этом. Мне казалось, мы просто беседуем. Тут, к сожалению, совершенно не с кем поболтать. Из Лерре собеседник никудышный…
— Мы не беседуем! — рявкнул Скай. — Я тебя не знаю и знать не хочу, и говорить нам с тобой не о чём!
И он зашагал назад к городу.
Безродный безбожник… Отец вернётся! И какое вообще его дело… всё равно сидит в своём клятом лесу…
— Строго говоря, я знаю о тебе достаточно, Скаймгерд Хайтере. Я знаю, к примеру, что ты очень любопытен. И очень одинок. И ещё я могу рассказать тебе немало любопытного о твоём камне.
— Отстань!.. — заорал Скай, оборачиваясь.
Но поваленное дерево было пусто. Ни следа длинноволосого колдуна: ни примятой травы, ни одной качающейся ветки. Скай огляделся по сторонам и добавил без уверенности:
— Ты меня слышал, да? Оставь меня в покое!
Откуда-то из-за деревьев донёсся призрачный смешок.
— Когда передумаешь, приходи на это место. Я буду рад гостям. Нынешняя ночь, к слову, плоха для снов, но в самый раз для хорошей беседы.
— Проваливай в свой лес!
Уходя, Скай высоко держал голову на случай, если полоумный колдун за ним наблюдает. Что он себе позволяет, этот низкородный! И откуда у безродного отребья столько спеси…
Младшая луна взошла яркая на загляденье, Старшая — ущербная и холодная. Говорят, если хорошо присмотреться, пятна на лунном лике очень похожи на краба.
Скай нехотя оторвал от лун взгляд и поглядел прямо перед собой. Между стволами деревьев залегли тени, непроницаемо-чёрные от лунного света. Лес выглядел до крайности неприветливо. Прохладный ветер перебирал волосы.
Лес Скай терпеть не мог. То ли дело на обрывах над морем! — и дышится вольно, и видно прекрасно во все стороны. Правда, море его пугало — бесконечное, ребрящееся до самого горизонта, как спина гигантской рыбины, угнетающее своей огромностью. Но там хоть ясно, чего ждать — бури или безветрия, а покуда можно молиться Имлору, всегда есть надежда. Над лесом у хозяина морей власти нет.
Скай нащупал под сартой камень. Ему показалось, что он слегка тёплый на ощупь. Таким живым теплом, как роговые пластины спящего тавика. Пальцы, наоборот, были холодными.
Первый шаг в замолкший лес стоил ему немалого труда.
В округе Лес не любили. Это была древняя — в триста зим — неприязнь, доставшаяся фир-энм-хайтцам по наследству после Бойни на Железных Болотах (о которой было известно немногое). Но особенно она утвердилась с той поры, как вошло в привычку время от времени изгонять в Лес колдунов. На Смолкшем Наречии (Скай знал от хрониста Ханагерна) лес назывался раньше Хиллодорским, а теперь — просто Великим, потому что раскинулся по всем Западным Берегам от Яблоневых Равнин на юге до северных низин и предгорий.
Лес скрывал много всего. О нём ходили дурные слухи, и никто не рисковал разгуливать по нему в одиночку. Туда даже охотиться не ходили. А уж ночью — про это и говорить нечего. Расскажу Тальме и другим — поумирают от зависти.
Так Скай себя подбадривал, только, откровенно говоря, вся его злость и решимость испарились, едва закрылись на ночь городские ворота. Он ускользнул из города незамеченным ещё засветло и укрылся в овражке неподалёку. Оттуда, из зарослей сладко пахнущих златоглавок, он видел Фир-энм-Хайт: высокую стену из плотно подогнанных брёвен, утыканный кольями земляной вал. Потом на дозорной башне загудел колокол, предупреждая о закрытии ворот. Густой звон поплыл над равниной к лесу, и над Скаем, который лежал на тёплой земле, ожидая наступления сумерек.