- Да меня и так всё устраивает, - сказал Саша, скользя по ее намыленной коже.
- Нет, радость моя, у меня на тебя несколько другие планы. Сейчас веду я. Позволь мне это, и просто наслаждайся процессом.
- Ты же понимаешь, что я могу сорваться
- Я в тебя верю, ты выдержишь, - мурлыкнула в ухо, пока они менялись местами, - просто обопрись о стену, и закрой глаза.
Он стоял под струями воды, пока она гладила его по плечам и голове расслабляя, а потом переключила воду с душа на кран и началось его личное, очень чувственное испытание на прочность его выдержки: она стала его мыть, периодически прижимаясь к нему сзади, скользя то быстро, то медленно руками по телу, то чуть царапая ногтями, то чуть сжимая пальцами. Он рвано выдохнул, когда она снова переключила воду на душ, смывая гель, думая, что ее игра на этом закончилась, и он уже унесет ее в комнату, чтобы позволить себе придуманную им сладкую месть, но нет… Развернула к себе лицом, повесив душ так, чтобы вода стекала по его спине и стала целовать, потираясь грудью. Руками же спускалась ниже и ниже по груди до члена, который уже подергивало от возбуждения и чуть сжала, открывая головку. Зарычал, перехватив руку.
- Пожалуйста, позволь мне, - прошептала в губы, и он позволил.
Отдался ее рукам, а, затем, и губам, и языку, когда она опустилась перед ним на колени. Нет, он, конечно любил, когда ему делали минет, но всегда считал его своим актом доминирования, но сегодня он понял, что это он отдается, а не берет, это он впадает в зависимость от каждого ее движения языком по члену, от впадины до уздечки, и по кругу… Как же хорошо… До судорог по телу… Это он стонет в голос?! И тут она стала рвать ритм ласк, а затем встала с колен, выключая воду.
- Пойдем… - прошептала обнимая
- Куда?! Нет!
И вот уже она развернута к нему спиной, опираясь руками о стену, и он не сдерживаясь берет ее рыча, сам себе не веря, что способен так чувствовать, а она уже принимает, выгибается кошкой, мокрая, раскрытая, для него… Глубже, до упора, на сколько возможно. Бешеный ритм не выдерживает долго и кончает, прижимая к себе, как только может, чуть не поскальзываясь на краю ванны. Это точно не просто секс… Надо было дожить почти до полтинника, чтобы вот так… Прижался лбом к ее плечу, выравнивая дыхание и не выходя из нее. Чееерт… Опять…
- Юль, ты приняла таблетку?
- Нет. Вечером приму.
- Хорошо. Спасибо. Что же ты со мной делаешь, что я так обо всём забываю?
- Просто люблю.
В повисшей тишине после признания он сжал ее крепче.
- Ты же понимаешь, что ты моя?
- Так я с этим никогда и не спорила. Это тебе потребовалось двадцать лет, чтобы это принять…
- Я дурак. Прости меня, - вышел из ее и, повернув лицом к себе, поцеловал, как в первый раз целуют любимую женщину.
Глава 30
Ночь без сна и нервотрепка последних дней выжали ее, и он почувствовал, как Юлю немного мотает от усталости. Он помог ей вытереться, и укутав в одеяло прижал к себе, обнимая.
- Спи.
- У меня к шести клиентка, мне надо встать в четыре, - она потянулась к телефону, чтобы поставить будильник.
- Я кому сказал спи? Разбужу, не волнуйся.
И она доверчиво прижалась к его плечу, засыпая. А он думал. Думал, обнимая ее, о том, на сколько странными дорогами ведет нас жизнь, показывая на сколько ценны люди, с которыми мы созвучны, какая это редкость встретить такого человека, понять, что он твой. Именно для тебя. Такой, который тебе нужен. И может быть даже хорошо, что он тогда решил не бороться за нее, в ряд ли бы он смог тогда понять всю важность ее для себя. Хотя кто его знает, как оно лучше… Мы встречаемся, расходимся, с кем-то жизнь сводит нас снова, кого-то мы ищем сами, помня то счастье, которое испытывали рядом с ними, а кто-то просто остается в памяти светлым пятном. Но как же мало таких людей, с которыми нам действительно тепло, тех, с кем мы не просто можем быть настоящими, а кто для нас же самих открывает в нас новые грани, с кем мы познаем сами себя и стараемся быть лучше. Люди, находясь с которыми мы начинаем себе нравиться, принимая себя в их отражении. Они становятся друзьями или любимыми. И вот, на плече сопит его счастье. Брыкливое, как норовистая лошадь, острая на язык, со своей болью внутри, которую пытается не показывать, но врать и недоговаривать у нее плоховато получается. Но у него будет время вытащить эту боль наружу, чтобы избавить от нее раз и навсегда. И он надеется, что рядом с ней он избавится, наконец, от своего одиночества, которое кислотой разъедает душу практически всю его жизнь, и от тоски. Той тоски, которая гонит ночью садиться за руль и выжимать газ в пол, или спортзал, когда выматывал себя так, что, придя домой, оставалось только отключиться на кровати, или работать до изнеможения, когда уже просто засыпал за столом. Лишь бы не чувствовать эту ноющую, обостряющуюся периодами боль от того, что он не нужен. Очень многим нужно то, что он мог дать: блага, деньги, связи, защита, но не нужен он сам. Многие согласны менять услугу на услугу, но не принять его таким какой он есть. И понимание этого давило. Давило, сколько он себя помнил. А сейчас эта боль ушла… Непонятно на сколько, но ушла…