- И в кого ты такой нахалёныш получился? – спросила она под взрыв хохота, - Наташ, ты почему его не воспитываешь совсем? Может тебе с инструментами помочь? Плетка, наручники, все дела…
Новая волна хохота заглушила и смех Саши в другом конце зала. Он как будто краем глаза увидел кусочек чужой счастливой жизни, наблюдал, как легко они общаются между собой, и вот вроде бы и неприлично как-то, но удержаться от смеха не смог, и на душе приятно ёкнуло, а они продолжали уходя, и голоса эхом отдавались в пустом зале:
- Вот такая у меня добрая маман, а вы всё спрашиваете, как я такой странный получился!
- Что, злобствовал сегодня Борисыч?
- Не, так, пошумел немного, ужас, но не ужас, ужас, ужас.
- Понятно. Так, молодежь, сегодня вы меня кормите, я не готовила, но чаем напою.
- Вы с нами лучше сцену прогоните, а то завтра нас Борисыч точно убьет. А мы пиццу закажем.
- С вашими черными дырами в животе их надо, как минимум три… Хотя давайте вы пока повторять будете сцену я вам быстро пирог сделаю…
- Мам, не парься, давай действительно пиццу
- Ок, тогда пирог с кексом будут завтра, после прогона…
Их затихающие голоса оставили на сердце мягкий след и улыбку. Он посидел еще немного, смакуя послевкусие яркого эпизода, а в голове мелькнула мысль, что рядом с такой женщиной скучно точно не будет. Жаль лица не увидел, может ее он знал когда-то? И зовут ее так же – Юля…
А взгляд опять вернулся к сцене. Сыграть в спектакле у него, в свое время, так и не получилось: сцена не хотела покоряться, давила на него, как только он проходил эти несчастные четыре ступени, сразу чувствовал себя не в своей тарелке, руки казались лишними, горло перехватывало, а плечи, всегда расправленные, начинали сутулиться. Помогла тогда девчонка, которая уже несколько лет была в составе труппы: увидев, как он зажимается на сцене, предложила с ним позаниматься. Он не раз замечал ее на репетициях, и они по-доброму здоровались, могли даже поговорить ни о чем, пока она ждала своего парня после спектаклей, но не о дружбе и даже флирте речи не шло, и предложение совместных занятий было неожиданным. Сергей Борисович хмыкнул, сомневаясь в результате, но против не был, а ее парень неожиданно эту затею одобрил, задав вопрос: «а что ты теряешь?», и он не нашел что возразить. Театр был, да, видимо, и остается самодеятельным, поэтому актерского образования не было ни у кого, но она вроде бы ходила на курсы актерского мастерства и решила помочь. Очень своеобразно помочь. «Чтобы не бояться сцены надо пережить на ней какие-то яркие эмоции, которые к этой боязни не имеют отношения, понимаешь?» - так она начала их первое занятие. Поначалу они разыгрывали какие-то бытовые сценки, но скованность не отпускала, и где-то на третьем занятии она сделала отчаянный шаг – отвесила ему полновесную пощечину! Ему! На которого даже родители никогда руку не поднимали! Та волна гнева, что поднялась в нем откуда-то из самого нутра, и выплеснулась во взгляде исподлобья, заставила ее в испуге вскрикнуть и отступить на несколько шагов. Это она правильно сделала, а то бы он, наверное, не удержался. Именно тогда он ощутил «состояние аффекта», когда темнеет в глазах и самоконтроль летит к чертям. Да… Взять себя в руки и выровнять дыхание ему удалось, наверно, минуты через две только, и все это время она с тревогой неотрывно смотрела ему в глаза, ловя перемены его состояния, а потом улыбнулась. И именно в тот момент он впервые увидел ее как женщину. Тумблер в голове из режима «выкл» в режим «вкл». Щелчок – как свет зажгли. И он подошел к ней вплотную, всматриваясь в глаза через линзы ее очков. А она все улыбалась, только в глазах появилась растерянность.
- Как ты? – спросила, но не сделала ни шага назад, потом через паузу - я думала ты меня ударишь…
- Мог бы. Не делай так больше. - сказал он на полном серьезе.
- Думаю больше и не придется, прислушайся к себе, тебя отпустило. – она не спрашивала - утверждала, даже не представляя, что творилось с ним в этот момент.
А он смотрел ей в глаза и не мог оторваться, и все вокруг было не важно. И вдруг медленно поднял руки и так же медленно снял с нее очки. Не отрывая взгляда. Смотрел в расширяющиеся как под гипнозом зрачки. И тут в зал вошел Дима. Точно, ее парня звали Дима. И она сморгнула, отошла на шаг в сторону и побежала со сцены к нему, как всегда, когда Дима приходил за ней. Саша тогда сжал кулаки, и только потом понял, что сломал ее очки.
Глава 7