А потом просыпаюсь.
— Да чтоб тебя, — чертыхаясь, я встаю с кровати и иду в ванну. Там умываюсь и, словно бы для успокоения, гляжу в зеркало. Оно ничем не завешено и оттуда глядит мое обыкновенное заспанное лицо.
Я помню, когда умерла бабка, я целых сорок дней не видела своего отражения. А еще тогда я ложилась спать, слыша крики, и просыпалась — тоже под крики. Мать долго не могла пережить потерю бабушки и безутешно рыдала почти год. Видимо, такое погружение в горе было у них общей чертой. По папе Паше бабка каждую субботу плакала и молилась. Даже меня к этому привлекала, когда я была маленькая.
Именно поэтому кошмары снились мне как по расписанию: в ночь на воскресенье. Ни в какие другие дни они меня не навещали, так что Нежданову по удобным случаям я звала с ночевкой именно в этот день. Сегодня поводом отлично послужила Пасха.
Из них двоих, Королева и Неждановой, именно последняя обладала прекрасной способностью отгонять от меня дурные сны. Нет, конечно, можно было попробовать и ловец снов какой-нибудь повесить... Но, думаю, он сработал бы только с фотографией Н. в середине.
Но вот учитывая тот факт, что обычно с Неждановой в одном доме кошмары меня не мучили, сегодняшний становился вдвойне странным. Собственно, поэтому он меня и напугал — объявился слишком внезапно, когда я, понадеявшись на спокойный сон, без задних мыслей завалилась в постель.
“Неужели кошмары больше ее не боятся?..”
— Чего… Чего ты шумишь, Белая… — Н. сонно поднялась с дивана, на котором я ей постелила. — Ходишь, как приведение…
— Не спится… — немного увиливаю от ответа я, выходя через зал на балкон. Рука нашаривает полупустую пачку на перилах и я выглядываю из-за двери, перед тем как ее прикрыть. — Пойдешь со мной?
Нежданова не курила. Вообще. Ни разу в жизни. Но нас с Королевым за эту привычку не осуждала и даже иногда присоединялась в роли пассивного курильщика рядышком.
— Да, давай… Подожди меня.
Она выползла вслед за мной, завернутая в бело-зеленое верблюжье одеяло. Всем нормальным людям оно кололось, а Н. укрывалась им без пододеяльника даже весной.
Сейчас стояли на редкость прохладные ночи, когда как днем все сугробы уже стремительно таяли и превращались в огромные лужи посреди проспектов. Мне же в пижаме на балконе не было холодно — я и зимой могла в таком виде быстро выбежать покурить.
— О-ох, как же спать охота, — она сладко зевнула и потянулась, заставив меня только позавидовать ее здоровому и крепкому сну. — Мне Вася вечером позвонил… Говорит, что в обед приедет и привезет тебе пасхальные гостинцы.
— Яйцами биться обязательно?
— Только если этот дурак по дороге их не разобьет, — она хихикнула, посильнее закутываясь в свой бело-зеленый советский кошмар. — А вообще, как хочешь. Сама знаешь, Королев не особо-то и религиозный.
Меня, кстати, это очень удивляло в нашем поколении. Если родители наши для приличия еще говорили, что верят в бога, то мы и праздники все отмечали, кажется, по той же причине. Но зато в разговорах честно отвечали, что неверующие. Хотя всех без их ведома в младенчестве успели окрестить.
— Слушай… А где твой нательный крестик?..
— Мой-то… Хм, у родителей где-то остался. По-моему в шкатулке со старыми школьными украшениями.
— А чего ты его не носишь?..
— Да, как-то… Он как порвался, так я его и не отремонтировала. С тех пор валяется неприкаянный… Кстати, кажется, я у тебя на этом самом балконе его и порвала.
— Да? — я удивленно уставилась на Нежданову. — Это в какой такой раз?
— В самый первый, когда я вообще к тебе сюда полезла. В классе девятом это было, знаешь. Я тогда им об кусты зацепилась.
После смены в лагере мы с Неждановой крепко подружились. А потом даже выяснили, что учились в одной школе, просто у Н. было домашнее обучение из-за тогдашнего состояния здоровья. Бывало, изредка, она все же приходила в класс и мы тогда с ней все перемены проводили вместе. Правда, вне таких вот редких моментов в школе в живую мы особо не общались… В основном переписывались в сети. Она была тогда моей единственной подругой вообще.