“Да что б тебя”, — я откинулась на спинку стула, как только стерла очередное неказистое предложение, со скрипом набранное за долгие тридцать минут. Всякие глупые советы из писательских блогов из серии “возьмите интервью у своего героя” мне никогда не помогали. Окончание книги можно было только так "подсторожить", отсидеться, словно в засаде.
Могу поспорить, что Менделееву так же пришлось виснуть месяцами перед пустым листом бумаги (только настоящим, а не цифровым) пока идея расположения элементов в таблице пришла ему во сне.
Спустя десяток другой чертыханий и нецензурных вздохов, я в конце-концов сдалась и снова вышла на перерыв. Но на этот раз зацепила пачку с зажигалкой с подоконника и спустилась во двор.
На улице жизнь уже успела исчезнуть подчистую, потому что по времени ей полагалось. Как никак три часа ночи для спального района — это огого какой поздний час. Откуда-то с частного сектора только доносились перекрикивания собак, а по подвальным закоулкам шмыгали туда-сюда кошки.
“Из раза в раз одной и то же… Сколько можно уже”, — пока я прикуривала, опершись о столб с натянутой на него бельевой веревкой, раздражение в груди все никак не хотело успокаиваться. За несколько лет писательской карьеры стоило бы к традиционному запору в конце книги начать относиться по-философски. Но, если честно, был даже страх, что если я буду вести себя иначе, чем всегда, книга так и не допишется.
Дым от сигареты ветром несло в сторону чьих-то трусов и штанов на сушке, но мне было откровенно все равно. Принципиально хотелось курить именно на этом месте, потому когд-то в радиусе километра от дома мне было даже страшно прикоснуться к пачке. За найденные в карманах окурки мать лупила меня до самой старости, пока рука еще физически поднималась. Помнится, она уже была прикована к постели, но все равно швырнула в меня кружкой, только почувствовав табачный запах на волосах. В то время о том, чтобы так в наглую дымить напротив подъезда, и речи не шло.
Привычка курить очень плохо сочеталась с моим принципиальным правилом не бросать окурки мимо урны. Добавьте сюда еще и мою плохую память и вы получите подростка, посреди ночи бегущего к повешенному во дворе белью и проверяющего карманы на наличие бычков.
Если выбросить их было некуда, то я клала их куда придется. И естественно очень часто они обнаруживались родительницей перед стиркой. Иногда бывало, что я вспомню о таком окурочном схроне и побегу проверять его целостность, чтобы знать: придется ли мне завтра носиться от ремня по квартире или нет.
От этих воспоминаний я хмыкнула и затянулась с особенным наслаждение, словно бы невидимому призраку матери назло.
Это место — ну, двор, дом и квартира в частности — вообще было для меня особенным. И даже не из-за сентиментальности, мол, я тут выросла и так далее. А из-за своей судьбоносности: если раньше мне тут житья не было, то теперь я и жить-то где-то еще не могла. После смерти матери жилплощадь досталась мне в наследство, и если по началу я пыталась ее сдать, продать и вообще всеми силами избавиться, то потом именно в ее стенах я разродилась первой книгой. С тех пор из “дома скорби” эта квартира по улице Первомайской стала моим личным убежищем. Только тут у меня и получалось написать хотя бы что-нибудь.
Правда, вот у всего в этой жизни были минусы. В этом районе, так неудобно сросшимся с частными кварталами неподалеку, было полно бродячих собак. Кто-то уже давно жил брошенкой на улице, а кто-то срывался с цепи во дворе, дурел и носился по всей доступной для лап территории. Очень часто они сбивались в своры и терроризировали жильцов, пока на них не вызывали отлов или волонтерскую группу. Последние, почему-то, имели привычку кастрировать и отпускать псин обратно в город. Так что рано или поздно всех ждала примерно одна и та же судьба — смерть от казенной винтовки либо от догхантерского яда. Случалось это с определенной периодичностью, с цикличностью, присущей в принципе всему живому: после очередной зачистки появлялись новые хвосты, они знакомились, некоторое время эта стая совершала свои собачьи преступления, а потом ей приходила крышка.
Сейчас, из-за сезона “собачьих свадеб”, был второй или третий этап… Мне это подсказал лай, красноречиво раздавшийся по-опасному близко.
“Этого еще не хватало”, — я тушу сигарету о столб, медленно отхожу и так же, шагом, направляюсь в сторону подъезда. Другая рука в кармане ищет хоть что-нибудь подходящее для самообороны. Находит только ключи, что тут же судорожно сжимаются в кулаке.