— Нет, ну не надо. Чего ты… Правда.
— М-хм, смотри… Мне не трудно. Васька поймет, он никогда не был против того, что я остаюсь у тебя. Могу хоть на неделю.
— Я…
Меня перебили. К нам подошел официант, другой, не тот, что принимал заказ. Хотел предупредить, что лосось для сэндвичей кончился и предложить на замену тунец или курицу. Но едва он закончил об этом, как тут же вскрикнул совсем другим голосом:
— Белова, да ты что! Неужели это и правда ты!
Лучше бы это была не я…
В чертах лица официанта, изрядно поменявшихся со школьной скамьи, я узнала бывшего одноклассника. Он был так сильно рад меня видеть, как могут только в прошлом знакомые со школы. Обычно фальшивость радости обратно пропорциональна тому, насколько хорошо люди общались.
— Палкин, вау! Как изменился-то! — Н. успевает ответить раньше меня и я лишь сжимаюсь от этого приветствия в комок.
“Нет-нет, зачем!.. Как так вообще получилось… Давай, Белая, никакой паники. Все хорошо, просто случайная встреча. Он, скорее всего, даже плохо помнит, как ты себя в школе вела… Просто улыбнись и тоже поддерживай приветливый тон”, — ладони, лежавшие на коленях, невольно сжимают ткань платья, единственного платья в моем гардеробе, в которое меня нарядила Нежданова.
Палкин, довольный тем, что его тоже узнали, заулыбался еще шире. И продолжал неотрывно на меня смотреть этим противным приветливым взглядом.
— Ты тоже поменялась, чего скрывать. Как похорошела со школы. Платье, кудри… А раньше тебя в этом и не увидеть было, а?
“Характер у тебя такой же противный, как и раньше, сволочь. И фамилия соответствует… Вклинился, как палка в колесо”.
Неждавнова, сидящая напротив, даже понятия не имела, как сдерживаемая все эти дни паника сейчас внутри меня рвалась и метала. Она, Нежданова, улыбалась бывшему однокласснику, а я молилась, чтобы болтливая подруга не сказала еще чего-нибудь такого, что могло бы поддержать разговор.
— Чего молчишь, Белка?.. Язык проглотила?
— Ей в последнее время как-то не очень хорошо… Не обижайся.
Палкин нахмурился. Видимо начал думать, послышалось ему или нет.
— Ей?..
“Твою мать… Твою мать...”
Сердце колотится как ненормальное. Грудь ломит в желании начать дышать часто-часто, как коза на закланье. Я почти чувствовала, как стремительно ситуация выходила из под контроля.
— Погоди… — я дополняю свою фразу жестом и трясущимися руками тянусь к уху. Показательно откидываю с него закрывающую наушник прядь, нажимаю на кнопку.
А потом, изо всех сил стараясь выглядеть непринужденно, встаю из-за стола и, на грани бега, иду в туалет. Палкин провожает меня непонимающим взглядом.
Запах хлорки, оставшийся витать в уборной после недавней дезинфекции, заставляет голову закружиться. И если до этого меня только подташнивало, то сейчас я едва успеваю подлететь к унитазу. Меня рвет почти что воздухом, потому что желудок давно уже пустой, а под конец уже и желчью.
— Блять… — я хватаюсь за трескающуюся по швам черепушку, пытаюсь начать дышать, а не задыхаться, да еще и попытаться все-таки не свалиться в паническую атаку.
Страшно-страшно-страшно. Мелкая дрожь превращается в настоящую трясучку, лбом я несколько раз больно прикладываюсь об так противно пахнущий моющими средствами ободок.
— Белова! — Нежданова, явно увидевшая в моем поведении гораздо больше странностей, чем злоебучий одноклассник, появляется очень вовремя. — Боже мой, что с тобой?!
Домой. Домой. Быстрее домой. Прямо сейчас, бегом, стирая ноги в глупых непутевых босоножках в кровь.
— Пошли отсюда…
— Но…
— Пошли!
6.1
— Васе не рассказывай о том, что произошло, ладно?..
Я только проснулась. Точнее ударом, внезапно вернувшейся бессонницы, меня выкинуло обратно в реальный мир. Все болело так, словно по мне проехались танком, а вдобавок еще и станцевали что поэнергичнее.
— Хорошо, не буду… Хотя не понимаю, почему нет, — Нежданова сидела на стуле, рядом с моей кроватью. Спина болезненно-прямая, волосы распущены. Вчерашние кудри уже не струились непослушным водопадом, а едва волочились по плечам. Свет из окна бил ей в спину, делая стерильно-белой по контуру, а в центре силуэта непроглядно-черной.