— Да-да, обещала… Иду, — я с тяжелым сердцем все-таки села напротив него на диван. Стены потихоньку стали на меня давить. — О чем ты там хотел.
Я уставилась взглядом на узор обоев. Золотые завитки перемежались между собой на зеленом фоне. Полоски разделяли их, обозначая начало и конец паттерна… На чем вообще сидят художники, которые придумывают такой дизайн?
— Знаешь же, что я сам не любитель говорить словами через рот. Чаще всего получается неважно, — он почесал затылок и тяжело вздохнул. — Но я учусь. И стараюсь. Это очень важно уметь делать, иначе можно из-за своих страхов допустить какие-то вещи. Непоправимые.
Он сделал долгую паузу, во время которой снял с себя очки и отложил на тумбочку рядом. Бублик, лежавший все это время у Васи в ногах, удивленно зевнул, а потом грустно сложил голову себе на лапы. Внимательно на нас уставился.
“Опять отношения выясняют”, — промелькнуло, наверное, в собачьей голове.
Форточка тоже уловила угнетающую атмосферу и неуместно полезла мне под руки. Я как-то очень механически ее погладила, почти даже не ощутив ладонями теплую шерсть.
— Я, конечно, совсем не знаю, что творится в твоей голове. И ты мне ничего об этом не рассказываешь. Я могу только предполагать… И они, предположения, меня пугают.
Я охнула, почувствовала, как сердце в груди сначала пропустило несколько ударов, а потом забилось быстрее, чем до этого:
“Неужели он о чем-то догадывается? Нет-нет, не может быть такого. Он говорит о совсем другом”, — стараюсь не думать. Мысли слишком суетливые, все норовятся ввергнуть меня в панику. Заставить все-таки убежать из этого разговора, наплевав на все клятвы.
— Я раньше не понимал, почему в сказках конец о “умерли в один день” — это хороший конец. А недавно понял.
Форточка урчит и ластится, пытается переключить мое внимание на себя. Я мельком на нее посмотрела, на разделующую надвое линию морды. Двуликая словно бы это поняла, словно бы прочитала то, о чем я думаю и мявком поддакнула этим размышлениям.
А Королев все продолжал.
— Я понял, что боюсь однажды увидеться с тобой и уже после этого узнать, что увидел в последний раз. Боюсь, что однажды наши объятья окажутся последними в этой жизни. Боюсь, что когда-то я проснусь, а ты… — нет. Боюсь, что так и не скажу тебе чего-то важного. Боюсь…
— Вася.
— Не перебивай меня, Белая. Я не могу уже просто стоять в стороне. Да, жизнь не бесконечная, я знаю. Уж я-то, как врач, прекрасно это знаю. Но я не хочу. Не хочу тебя терять. Слышишь?
— Вася, успокойся. Ты опять за свое, — голос мой чудом не дрогнул.
— Надя, нет, это ты перестань.
— Не “надькай” на меня.
Вася просто это проигнорировал. Даже не извинился, что меня еще больше разозлило. Я хотела предъявить ему за проступок, но парень просто продолжил, не позволяя вставить и слова:
— Хватит избегать этого разговора. Мне все равно, что… что ты можешь начать меня ненавидеть. Это не так важно по сравнению с твоей жизнью. Это не так важно на фоне того, что я все равно буду тебя любить. Вне зависимости от диагноза.
— Да какой диагноз! Ты постоянно твердишь, что со мной что-то не так, что мне надо сходить к врачу, теперь ты начал вообще нести чушь про то, что я могу умереть! Со мной все впорядке!
— Надя!
— Я не Надя.
— Если с тобой все впорядке, то что это? Что вот это вот? Почему мне то можно называть тебя по имени, то нельзя? Что вообще происходит, когда ты запираешься в этой квартире? Почему каждый раз, когда ты начинаешь тонуть в работе, ты словно бы переключаешься? Это ненормально.
— Это? Или ты хотел сказать, что я ненормальная?
— Пожалуйста… Белая, пожалуйста. Я могу сходить вместе с тобой. Посидеть возле двери кабинета, поддержать, быть все время рядом. Только сходи к врачу! Я умоляю тебя, пожалуйста!
— Ты не ответил. Ты считаешь, что я ненормальная?
— Нет! Нет, я так не считаю! Но я считаю, что тебе надо обратиться за помощью, потому что еще немного и ситуация может выйти из под контроля!
Королев не выдержал так же, как и в разговоре с Машкой, и под конец позволил эмоциями взять верх. Я зацепилась за этот чуть поднятый тон, за это негодование и ответила: