Вася говорил, что хотел собаку с детства. Как многие. И вместе с Н. у них получилось исполнить многие детские мечты, даже эту.
— Почему ты спрашиваешь? Ну, у меня?
— Врач предлагает кремировать. Говорит, городское кладбище домашних животных все забито, места на нем дорогие. Но какая разница… Бублик спас тебя, он заслужил.
— Откуда знаешь, что спас? За вычетом того, что у меня рука подбитая.
— Мужик, который вас привез, стоял еще во дворе, когда я приехал. С рукой что? — ему тяжело, но он все еще старается смотреть мне в глаза. Я от этого взгляда так же старательно убегаю.
— Зашили. Уехать со скорой я отказалась, так что завтра на рентген.
— Может лучше...
— Нет, точно не сейчас, только утром. Мне нужно поспать, — я докуриваю и тушу сигарету. — А мужику тому ты хоть заплатил?
— Хотел, но он отказался, хоть салон машины и в крови. Сказал, что это так, мелочь, в сравнении с произошедшим.
— Добрый какой...
Разговор как будто бы иссяк. Вася, не смотря обычную внешнюю собранность, все равно выдавал свою опустошенность.
Мне от этого хотелось его обнять, попытаться успокоить — так же, как он силился успокоить меня. Но под язык не лезли даже просто слова утешения, а для такого более личного жеста, как объятия, я не могла даже пошевелиться.
— Я домой, Вась, — я попыталась себя пересилить, но в конце-концов сдалась. — Надо поспать.
Вася будто бы уловил, что я не сделала чего-то, чего хотела, и остановил меня:
— Белая, стой, — я обернулась, неловко споткнулась взглядом об его становящееся все более расстроенным лицо. Прикусила губу и тут же стыдливо посмотрела в другую сторону, все еще не в силах отреагировать правильно.
Пауза снова нас догнала. Вася ее выдержал, но в конце-концов он вернулся к тому, с чего мы начали.
— Мы так и не решили... Хоронить, мы будем его хоронить? — опять глядит невинно и с надеждой.
— Сколько стоит место на кладбище?
— Двадцать.
— Тысяч?!
— Ну не просто же рублей, — он вздыхает.
— Вася, это дорого. Кремация же дешевле, да?
— Надя, — он серьезно посмотрел на меня, — это же Бублик.
“Я не могу на тебя смотреть, ну не могу… Отпусти меня домой, Вася, отпусти...”
— Ну и что? Это же просто собака, а не человек. Если так хочешь именно похоронить, то можно и на берегу речки или где-нибудь в лесу. Какая разница!
— Нашу любимую собаку? На речке, где-то в лесу?..
— Вася, что ты пристал с этой собакой. Я спать хочу. Реши сам как-нибудь, не втягивай меня.
“Не стоило мне это говорить”, — именно так, как я сказала. Понимание этого факта пришло слишком поздно, тогда же, когда глаза Васи едва не выкатились из черепа от злости.
— Ты. Ты...
“Твою мать...”
— Знаешь что, мне надоело! Надоело гадать, какой день с тобой меня ждет сегодня, ясно? Ты то добрая и ласковая, то холодная и циничная, настолько, что ничего святого для тебя! Как ты так вообще можешь? Это наша собака, Надя, наша! Мы взяли ее, вырастили и выкормили, воспитали. Да любили, в конце-концов! Он от смерти тебя спас! Ты понимаешь это? Как ты вообще можешь с ним после всего этого так поступить?
— Не ори на меня, — я старательно давлю панику в груди, но мне сделалось так страшно, что я едва умудряюсь заставлять себя дышать. Из-за этого вместо твердого голоса из горла вырывалось затравленное блеяние.
— Я буду! Я буду орать, потому что ты сама орешь постоянно! О, знаешь что, я понял, — на этом “понял” Вася буквально залился нервным смехом, — ты со всеми так, не только с Бубликом. Ты и со мной себя так ведёшь, словно бы тебе вообще похеру… Действительно! То любишь, то тебе абсолютно наплевать на мое существование. Вообще поровну на меня, на наши отношения, на мои бесконечные старание и понимание! Я вот так же сдохну ради тебя и ты даже гроб поскупишься мне купить, да?!
— Вася… Вася, успокойся!..
— Хватит. Меня. Затыкать. Ха, да я даже заговорил как ты, видишь! Сейчас наору как следует, а потом буду улыбаться и лезть обниматься. Какого тебе будет после этого, а?!